Гостиница постепенно заполнялась — начали съезжаться туристы, любители осени в горах.— Сегодня я, наверно, совсем не смогу вырваться, — сказала Комако однажды вечером, забежав в номер к Симамуре. — Наши местные устраивают банкет.Вскоре из зала донеслись звуки барабана и женский визг. Вдруг сквозь этот шум совсем рядом прозвучал ясный, прозрачный голос.— Простите, пожалуйста… Простите, пожалуйста… — сказала Йоко. — Вот… Кома-тян просила передать вам.Йоко, стоя в дверях, протянула Симамуре руку, но тут же со всей учтивостью опустилась на пол у порога и лишь тогда дала ему скрученную жгутом записку. Когда Симамура развернул записку, Йоко уже не было. Он так и не успел ей ничего сказать. На бумажке пьяными, валившимися в разные стороны иероглифами было написано всего несколько слов: «Я очень развеселилась, расшумелась. Напилась сакэ».Но не прошло и десяти минут, как появилась сама Комако. Ступала она нетвердо, ноги у нее заплетались.— Девчонка была у тебя, принесла что-нибудь?— Да, принесла.— Принесла, значит? — Комако весело сощурила один глаз. — Уф-ф, хорошо!.. Я сказала, что пойду сакэ заказать, и потихоньку улизнула. А клерк поймал меня и обругал. Да плевать, все хорошо! Пусть ругают! Пусть шаги мои грохочут на всю гостиницу! Ой, как плохо вдруг мне стало!.. Пришла к тебе и почему-то сразу опьянела. А мне ведь еще работать.— Да ты вся пьяная, до самых кончиков пальцев!— А мне работать надо!.. А что тебе сказала эта девчонка? Ты знаешь, что она жутко ревнивая?— Кто?— Смотри, убьет!— Она, видно, тоже у вас там прислуживает?— Подает бутылочки с подогретым сакэ. Стоит в тени коридора и пристально смотрит, наблюдает. А глаза поблескивают! Тебе ведь нравятся такие глаза?— Небось смотрит она на вас и думает: какое жалкое зрелище!— Я вот написала записку и дала ей, отнеси, говорю… Воды хочу! Дай воды!.. А какая из женщин жалкая, не узнаешь, пока ее не уговоришь. Скажи, я пьяная?Она посмотрелась в зеркало, чуть не упала, еле удержалась, схватившись за края трюмо. И ушла. Величественно походкой. С гордо развевающимся подолом кимоно.Внезапно наступила тишина, издали доносился лишь звон посуды. Банкет, по-видимому, кончился. Симамура думал, что Комако, поддавшись уговорам клиентов, перекочевала в другую гостиницу продолжать веселье. Но тут снова появилась Йоко и подала от нее записку, скрученную жгутом.«Отказалась от горной гостиницы „Сан-пукан», иду в номер „Слива», на обратном пути загляну. Спокойной ночи».Симамура, немного смутившись, усмехнулся.— Благодарю вас!.. Простите, вы тут помогаете прислуживать за столом?— Да. — Йоко кивнула, быстро взглянув на него своими пронзительными, красивыми глазами.Симамура почему-то совсем смутился.Девушка, которую он часто видел и которой каждый раз восхищался, сейчас сидела перед ним совершенно просто и естественно. Он почувствовал странную тревогу. Слишком уж серьезной она была, настолько серьезной, словно находилась в центре каких-то чрезвычайных событий.— Вы кажетесь очень занятой…— Да, очень. Хотя вообще-то я ничего не умею.— Я все время вас встречаю. Так уж получается… Вот и тогда в поезде… Помните, вы ехали сюда, везли больного, ухаживали за ним? И тогда же, в поезде, просили начальника станции присмотреть за младшим братом. Помните?— Помню.— Говорят, перед сном вы поете в бассейне?— О, как стыдно… Как нехорошо!..Ее голос был поразительно прекрасным.— Мне кажется, я о вас знаю абсолютно все.— Да?.. Вам Кома-тян рассказывала?— Нет, она мне ничего не рассказывала. Она вообще избегает говорить о вас.— Неужели? — Йоко повернула голову в сторону. — Кома-тян хорошая, но несчастная. Пожалуйста, не обижайте ее!Она произнесла это скороговоркой, под конец голос у нее задрожал.— Но я же ничего не могу для нее сделать…Казалось, сейчас она начнет дрожать всем телом.Отводя взгляд от ее ослепительного лица, словно надвигавшегося на него, Симамура сказал:— Может, для нее даже лучше будет, если я поскорее вернусь в Токио.— Я тоже собираюсь в Токио.— Когда?— Мне безразлично когда.— Может быть, если вы хотите, конечно, поедем вместе?— Да, прошу вас, поедем вместе…Йоко сказала это как бы между прочим, но так серьезно, что Симамура поразился.— С удовольствием. А ваша семья не будет против?— Какая у меня семья? Один младший брат, который на железной дороге служит. Я могу поступать как хочу.— А в Токио у вас есть что-нибудь на примете?— Нет.— Это она вам посоветовала ехать?— Вы Кома-тян имеете в виду? Нет, с ней я не советовалась и никогда не стану советоваться. Противная она…Йоко, должно быть, разволновалась, взглянула на Симамуру увлажненными глазами, и он почувствовал к ней непонятное влечение. Но от этого влечения словно лишь воспламенилась его страсть к Комако. Ему показалось, что его поездка в Токио с какой-то неизвестной девчонкой будет страстным искуплением вины перед Комако и в то же время жестоким наказанием.— А вы не боитесь ехать вдвоем с мужчиной?— Почему я должна бояться?— Ну, сами посудите — опасно ведь, если у вас в Токио нет никакого пристанища и вы даже не знаете, что там будете делать.— Ничего, одинокая женщина всегда как-нибудь устроится, — сказала Йоко, и ее прекрасный голос как бы оттенил конец фразы. — Может быть, вы возьмете меня к себе прислугой?— Да что вы! Неужели вы хотите стать прислугой?— Вообще-то не очень хочу.— А кем вы работали, когда жили в Токио?— Сестрой милосердия.— В больнице или в каком-нибудь медицинском институте?— Нет, просто сестрой милосердия. Так мне хотелось…Симамура вновь вспомнил поезд и Йоко, ухаживавшую за сыном учительницы. Он улыбнулся — очевидно, это было своеобразным воплощением ее мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36