Почему бы ни повозиться денёк с совой? Ведь я работаю не для себя, я работаю ради журналистики и ради семьи. Но и та и другая ко мне равнодушны”.Наоки Сандзюго как раз и познакомил меня с Мэйдзином Хонинбо и Ву Циньюанем.В облике Наоки незадолго до смерти было что-то потустороннее, и вот сейчас в Мэйдзине, сидевшем перед нами, тоже было что-то не от мира сего.Тем не менее, в тот день партия продвинулась на девять ходов. Когда Седьмой дан думал над 99 ходом, наступило время откладывания — 12.30. Мэйдзин отошел от доски, оставив Седьмого дана думать над ходом в одиночестве. Неожиданно, впервые за весь день, послышался смех, Мэйдзин, спокойно затягиваясь сигаретой, сказал: “Когда я был ещё учеником, с сигаретами было трудновато, поэтому я курил трубку… Если в трубку попадал какой-нибудь мусор из кармана, все равно курил, это не мешало”.Подул свежий ветерок. Так как Мэйдзина возле доски не было, Отакэ Седьмой дан сбросил накидку — хаори.Когда партия, наконец, была отложена и все разошлись по своим номерам, к моему удивлению, Мэйдзин сразу же сел играть в шахматы сёги. Его партнером был Онода шестой дан. За сёги последовала партия в мадзян.Я не мог усидеть в гостинице и сбежал в “Беседку блаженства” в Тоносава. Там я написал очередной репортаж и на следующее утро уехал в Каруидзава, где с семьей снимал горную дачу. 27 Мэйдзин, казалось, был одержим игрой. Было очевидно, что сидеть и играть в наглухо закупоренной комнате вредно для здоровья, но он не придавал этому никакого значения, несмотря на плохое самочувствие. Может быть, для того, чтобы отвлечься от партии в Го, Мэйдзину требовалась именно игра, и ничто другое. На прогулки он не ходил.Люди, для которых игра — профессия, в большинстве своём любят и другие игры, но у Мэйдзина отношение к другим играм было особенным. Он играл не для развлечения и не чувствовал меры. В игре он был упорен, и казалось, мог играть без конца, изо дня в день не — зная отдыха. Он не отвлекался от игры, не выказывал никаких признаков скуки, — демон игры терзал его неотступно. Видеть это порой бывало страшновато. Играл ли он в мадзян или на бильярде, — неважно, — он забывал обо всем на свете, точно так же, как и за доской для Го. Партнёры его нередко тяготились, но сам Мэйдзин был в высшей степени серьёзен, и упрекнуть его было невозможно. Это были не грёзы наяву, как случается у других людей, — Мэйдзин, казалось, мысленно уходил куда-то далеко-далеко.Даже то короткое время после очередной партии до ужина Мэйдзин заполнял игрой. Если, бывало, секундант — Ивамото Шестой дан немного задерживался за вечерней рюмочкой сакэ, Мэйдзин, не в силах ждать, отправлялся за ним сам.В первый же игровой день в Хаконэ, как только закончилась процедура откладывания, Отакэ Седьмой дан, скрывшись в своей комнате, вызвал прислугу: “Нельзя ли принести мне доску для Го?”. Немного погодя из комнаты послышался стук камней: несомненно, он разбирал партию. А Мэйдзин, переодевшись в лёгкое кимоно, направился в комнату оргкомитета, сел играть в рэндзю, с легкостью обыграл меня раз пять-шесть кряду, а затем сказал: “Эта игра, нинуки, одно баловство, это неинтересно. Давайте лучше сыграем в сёги, Ураками-сан. У вас, кажется, есть комплект?” — он быстро встал и пошел впереди меня. После меня он играл с Ивамото Шестым даном, дав ему фору — ладью, но закончить партию до ужина они не успели. А после ужина слегка подвыпивший Шестой дан сидел вразвалку и похлопывал себя рукой по ноге, выглядывавшей из-под кимоно. Он проиграл.Из комнаты Отакэ Седьмого дана и после ужина какое-то время доносился стук камней, однако вскоре он сам спустился к нам и тоже сел играть в сёги, сначала с корреспондентом Фунадой, затем со мной. Он дал каждому из нас фору — ладью, и, видно, был в хорошем настроении.— Эх, как только сажусь играть в сёги, так сразу хочется петь, вы уж извините меня. Правда-правда, я очень люблю сёги. Почему я профессионал в Го, а не в сёги? Непонятно. Я ведь в сёги научился играть раньше, чем в Го. Помню, мне было тогда года четыре, не больше. Научился-то раньше, а играю хуже, чем в Го. Приговаривая так, он напевал детские или народные песенки, сыпал остротами и вообще веселился довольно шумно.— Отакэ-сан в сёги играет лучше всех в Ассоциации, — заявил Мэйдзин.— Разве? — удивился Седьмой дан, — ведь сэнсэй тоже очень силен. А вообще-то на всю Ассоциацию нет ни одного первого дана по сёги. Вот в рэндзю сэнсэй, наверное, всех сильнее. Я в рэндзю не особенно разбираюсь, так только, играю по наитию. А у сэнсэя — третий дан!— Подумаешь — третий дан; он всё равно ниже первого профессионального. Вот профессионалы — те в самом деле сильны.— А как играет в Го Кимура, Мэйдзин по сёги?— Примерно в силу первого дана. Но он все время прибавляет в мастерстве.Отакэ Седьмой дан, продолжая играть с Мэйдзином в сёги, снова, как ни в чем не бывало, запел: “Ля-ля-ля, тра-ля-ля…”.Поддался настроению и Мэйдзин: “Ля-ля, ля-ля, ля-ля…”.Такое с Мэйдзином случалось редко. Но вот на доске ладья Мэйдзина превратилась в “дракона” и его положение улучшилось.В те дни игра в сёги проходила весело, но когда Мэйдзин заболел, атмосфера этих игр стала гнетущей. Даже 10 августа вечером Мэйдзин рвался играть, словно сбежавший из ада грешник в китайских сказках.Очередное доигрывание было назначено на 14 августа. Однако Мэйдзин был очень слаб, болезнь его обострилась, и врач запретил ему играть. Оргкомитет согласился с этим, не возражала и газета. Было решено, что 14 августа Мэйдзин сделает только один ход, после чего будет устроен перерыв в партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42