– Не говори чепухи. Блохи и москиты не могут быть хозяевами дома. Они не зимуют в доме.
– Но блохи бывают и зимой. Значит, скорее всего они зимуют в доме.
Не знаю, сколько лет живут блохи, нопрошлогодних блох не бывает. Кикуко, глянув на Синго, рассмеялась.
– Скоро и нашазмея уже вылезет.
– Полоз, которого ты испугалась в прошлом году?
– Да.
– Еще бы, вот это – настоящий хозяин нашего дома.
Летом прошлого года Кикуко, вернувшись домой с покупками, увидела у черного хода полоза и закричала от страха.
На ее крик прибежала Тэру и бешено залаяла. Собака, наклонив голову, бросалась к полозу – вот-вот вцепится в него, – отскакивала метра на полтора, потом снова подлетала, точно собираясь напасть.
Полоз, чуть приподняв голову, высунул красный язык и, даже не взглянув в сторону Тэру, медленно пополз и скрылся под порог черного хода.
Пословам Кикуко, он был раза в два длиннее двери– значит, больше двух метров. И толще руки.
Кикуко говорила взволнованно, Ясуко же была совершенно спокойна.
– Это хозяин нашего дома. Он поселился у насзадолго до того, как ты пришла к нам.
– А вдруг Тэру загрызла бы его, что тогда?
– Он победил бы Тэру. Обвился бы вокруг нее… Тэру поняла это, вот почему она только облаяла его – и все.
Какое-то время Кикуко трусила и не пользовалась черным ходом. Ходила только через веранду.
Все-таки было жутковато при мысли, что где-то под полом или под крышей живет огромная змея.
Но, может быть, полоз обитал на горе за домом. Он показывался редко.
Эта гора не входила во владения Синго. Он даже не знал, кому она принадлежит.
Гора вплотную подступала к дому, круто вздымаясь вверх, и для зверья, которое там обитало, сад дома Синго был естественным продолжением горы.
Цветы и листья с кустов и деревьев, росших на горе, густо сыпались прямо в сад.
– Коршун вернулся, – пробормотал Синго и тут же – оживленно: – Кикуко, коршун, кажется, вернулся.
– В самом деле. По-моему, это его крик. Кикуко поглядела на потолок. Некоторое время слышался крик коршуна.
– А раньше он улетал к морю?
– Да, крик его как будто донесся с той стороны.
– Полетел, наверно, к морю, добыл пищу и теперь возвращается, – сказала Кикуко, и Синго подумал, что, видимо, она права.
– Выбирает место, где бы устроиться с пойманной рыбой.
– Тэру наверняка отберет.
– Нет, он взберется высоко, ей не достать.
То же было в прошлом году и в позапрошлом – каждый раз, когда Синго, просыпаясь, слышал крик коршуна, он испытывал к нему чувство, похожее на любовь.
И не один Синго – слова «наш коршун» употребляла вся семья.
Синго не знал точно, сколько было коршунов, один или два. И еще, слышал ли он из года в год крик одного и того же коршуна? Не произошла ли смена поколений? Может быть, коршуны-родители давно умерли и теперь кричат их дети? Впервые об этом Синго подумал сегодня утром.
Синго и его семье было бы приятнее не знать, что старый коршун умер в прошлом году, а в этом году кричит новый, и, в полудреме слушая его, думать, что это все тот же «наш коршун».
Удивительно, что коршун выбрал именно гору за домом Синго и поселился на ней, хотя в Камакура сколько угодно точно таких же небольших гор.
Тебя трудно повстречать, но мне удалось тебя встретить, тебя трудно услыхать, но мне удалось тебя услышать, говорится в одной пьесе театра Но. Может быть, это относится и к коршуну?
И хотя коршун жил вместе с Синго и его семьей, он лишь что-то кричал им голосом, полным ласки.
2
Кикуко и Синго вставали раньше всех в доме и по утрам беседовали; если же Синго хотелось поговорить с глазу на глаз с Сюити, он мог сделать это только в электричке.
Переехали мост через реку Рокуногава, – значит, вот-вот покажется лес Икэгами, подумал Синго. У него вошло в привычку смотреть по утрам из окна вагона на лес Икэгами.
Сколько лет, проезжая мимо, он смотрел на этот ее, но лишь совсем недавно обнаружил там двустволую сосну.
Она одна возвышалась надо всем лесом. Ее стволы, точно пытаясь обняться, склонили друг к другу свои вершины. А ветви так сблизились, что, кажется, же обнимаются.
Надо всем лесом господствует эта единственная двустволая сосна, и, казалось бы, она всегда должна была бросаться в глаза, но почему-то до сих пор Синго не замечал ее. А стоило ему однажды заметить, и теперь она уже всегда бросалась в глаза.
Сегодня утром проливной дождь, и двустволая сосна едва видна.
– Сюити, – окликнул Синго. – Что с Кикуко?
– Ничего страшного. Сюити читал еженедельник.
В Камакура на вокзале он купил два журнала и один дал отцу. Синго держал его в руках, не читая.
– Что же все-таки с ней? – тихо повторил Синго.
– Жалуется, что голова болит.
– Странно. Мне мать говорила, что вчера Кикуко ездила в Токио, а когда вернулась вечером, сразу же легла в постель, – такого еще не бывало. Мать подумала, уж не случилось ли чего с ней там, в Токио, ужинать не стала. А когда ты вернулся в девять часов и вошел к ней в комнату, начала плакать, тихонько, чтобы мы не услышали, разве этого не было?
– Через день-другой, думаю, встанет. Ничего страшного.
– Странно. От головной боли так не плачут. По-моему, сегодня на рассвете она опять плакала.
– Да.
– Кикуко было очень неприятно, когда Фусако принесла ей в комнату поесть. Все время прятала от нее лицо… Фусако даже обиделась. Я и решил спросить у тебя, что случилось.
– Зачем нужны все эти разговоры, как будто в нашем доме следят за каждым шагом Кикуко… – Сюити сидел, не поднимая головы. – Может же она когда-нибудь заболеть, с ней ведь это не так уж часто случается.
Синго рассердился.
– Как же называется ее болезнь?
– Аборт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67