Некоторые из его произведений популярны и в наши дни: "Песня ямщика", "Лампада", "Матушка-голубушка", "Коварный друг"...
До самой войны у нас хранился его портрет: бравый офицер с пушистыми бакенбардами и усами, в эполетах, с Андреевской звездой на груди.
И еще одно видение: бревенчатая дача в Коломягах, под Петроградом. Ясный весенний день. На просторной веранде, увитой диким виноградом, в плетеных креслах сидят две женщины: бабушка - в белой кофточке и длинной черной юбке, с томиком Лермонтова в руках, и мама - в широком розовом халате. Она пришивает кружевную ленточку к детской распашонке. Готовится к прибавлению семейства. Это я должен скоро родиться. На извозчике с железнодорожной станции, куда прибывает пригородный поезд из Петрограда, приезжает отец. Всегда спокойный и сдержанный, на этот раз он не скрывает волнения.
- Что случилось? - спрашивает мама, чувствуя его состояние.
- Мне надо с тобой поговорить, - отвечает отец и, обращаясь к бабушке, просит извинения.
Они уходят в гостиную. И я с ними. Неужели мне понятен их разговор? Или вся эта картина воссоздалась в моей памяти из далеких воспоминаний родителей?
- Люсенька, - говорит отец, - ты не волнуйся. Ничего серьезного не произошло. Просто мне предложили возглавить закупочную комиссию. Она отправляется в Америку для приемки военных и торговых судов. Это надолго, и ты поедешь со мной...
- Ах, - восклицает мама, - как некстати. Я ведь должна вот-вот разродиться. И к тому же война...
- Ничего, мы поплывем на большом пароходе, там будут врачи, в случае чего помогут. Да тебе ведь еще два месяца сроку. К тому времени будем в Нью-Йорке...
То была ранняя весна 1916 года. А я родился 2 июля...
Они возвращаются на веранду.
- Ну что у вас там стряслось? - любопытствует бабушка.
Отец объясняет.
- Ни в коем случае!- энергично возражает бабушка. - В таком положении разве можно Люсеньке отправляться за океан? Война, немецкие подводные лодки в Атлантике. Да и как там у них, в Америке? Вот пусть родит, пусть младенец подрастет, тогда поезжайте.
Отец пытается переубедить ее, но все напрасно. Да и мама начинает сомневаться:
- Может, Мишенька, поедешь без меня?
- Ни в коем случае, только вместе.
- Как вы, Михаил Павлович, - неожиданно официальным тоном укоряет бабушка, - можете подвергать Люсеньку и младенца таким испытаниям?..
Бабушка, принадлежавшая к семье, которая всегда жила в достатке и комфорте, убеждена, что только дома, в Петрограде, есть все условия для благополучного появления на свет ее внука. Люсенька, воспитывавшаяся в довольстве, выпускница Смольного института благородных девиц, не приспособлена к таким сомнительным авантюрам, как путешествие на сносях в Америку. Это он, Миша, сын провинциального учителя, круглый сирота, привык ко всяким передрягам. А Люсеньку она никуда не отпустит.
- Тогда и я остаюсь, - твердо говорит отец. - Откажусь от этой комиссии...
Если бы они знали, какие мытарства нашей семье предстоят в годы гражданской войны, да и после нее, плавание через океан, даже под угрозой германских подводных лодок, показалось бы им увеселительной прогулкой. Случай, который много значил в моей жизни, сыграл со мной, еще находящимся в утробе матери, первую шутку. Не будь бабушка столь упрямой, я бы родился в Соединенных Штатах. И, быть может, оказался бы переводчиком не Сталина, а Рузвельта...
В моей маленькой комнате, расположенной в северном крыле здания Совнаркома в Кремле, тишина. Лишь каждые четверть часа со Спасской башни доносится перезвон курантов. На окнах черные шторы затемнения: конец июля 1941 года. В любой момент можно ждать сигнала воздушной тревоги, оповещающего о приближении немецких бомбардировщиков. Глубокая ночь. Но весь огромный правительственный аппарат продолжает действовать. Сталин еще занят делами в своем кабинете, и каждый высокопоставленный деятель, будь то член политбюро, нарком или военачальник, остается на месте в ожидании возможного вызова к "хозяину".
Час назад по "вертушке" нарком оборонной промышленности Устинов спросил меня, не ушел ли Молотов домой. (Мы с Дмитрием Федоровичем работали вместе весной 1940 г. на заводе Крупна в Эссене.) Он откровенно пояснил, что все свои дела в наркомате закончил и мог бы уехать. Но "хозяин" не любит, когда не застает подчиненных на месте. А уход Молотова - верный сигнал к тому, что и Сталину больше никто не понадобится.
- Сообщи, пожалуйста, когда твой уйдет, - слышится усталый голос. - Мне рано вставать, ехать на полигон. Хоть бы на пару часов сомкнуть глаза... Но Молотов, насколько я знаю, пока не собирается уходить. Сегодня у Сталина была долгая беседа с прибывшим в Москву Гарри Гопкинсом, личным представителем президента Рузвельта. Сталин очень многого ждет от этого визита. Стремительное продвижение немцев в первые недели после вторжения вынуждает его искать союзников, и Соединенные Штаты, несомненно, самый желанный из них. Он приложил все усилия к тому, чтобы убедить посланца президента: Советский Союз не капитулирует и будет сражаться до полной победы над фашизмом. На следующей встрече с Гопкинсом Сталин обещал представить подробные данные о нуждах Советского Союза в военных материалах, и поэтому Молотов вместе с Микояном и военными экспертами сейчас готовил необходимую документацию.
С содержанием беседы с американским эмиссаром - первым высокопоставленным лицом, прибывшим из США в Москву после гитлеровского вторжения, утром должны быть ознакомлены члены политбюро. Мне поручено сверять текст подготовленного протокола с наскоро сделанными пометками Литвинова, переводившего эту беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143