Терновник уже отцвел. Голые ветви его, сбросив белые цветы, образуют колючий барьер, преграждающий всякий доступ к воде.
Корч стоит сейчас перед этим барьером со схемой в руке. Пытается просунуть руку в кустарник, как тот, кто прятал здесь одежду. Острые колючки рвут кожу. Рука словно в клещах. Он вытаскивает ее обратно как можно осторожнее, стараясь не касаться колючек. Где там! Когда ему удается высвободить наконец руку, вся она в кровоточащих царапинах. Он осматривается по сторонам, отыскивая в кустах хоть какой-нибудь просвет. Ничего подобного не видно – сплошная стена. Царапины на руке саднят.
«Да, только идиот мог полезть сюда голым прятать одежду. Даже в стельку пьяный вмиг бы протрезвел, очутившись в этих кустиках. Однако кто-то все же сюда лазил, если именно в этих зарослях нашли одежду Врубля? Сам Врубль? Маловероятно, поскольку на теле его не замечено следов царапин. Значит, кто-то другой. Кто-то, кто спрятал сюда одежду Врубля, рассчитывая, что никому и в голову не придет искать ее именно здесь. Одежда истлеет, время сотрет следы. Но в таком случае этот „кто-то“ должен был рассчитывать, что не всплывет и тело. Тело, – ловит вдруг Корч себя на этой мысли. – Врубль, входя в воду, был еще жив, поскольку в легких у него при вскрытии обнаружена вода. Но он мог быть без сознания, мог быть оглушен… – Корч снова довит себя на том, что в своих рассуждениях неизменно исходит из версии „убийство“.
Ему начинают становиться понятными сомнения Ирэны. Столько существенных обстоятельств осталось не выяснено!
«Завалили дело! – думает он с досадой, недобрым словом поминая своих коллег. – Халатность, злой умысел или некомпетентность? А Валицкий! Как можно было не проверить его показаний?!»
Теперь-то он твердо убежден, что Валицкий подсел к нему в кафе не случайно.
…Вызванная в горотдел милиции Иоанна Зях, явно смущенная щекотливым для нее положением: разоблачением истинных целей ее мнимых служебных командировок, не стала ничего отрицать и подтвердила установленные Корчем в мотеле обстоятельства. Она хорошо их помнила – это была первая ее поездка с Валицким. Приехал он тогда за ней в Калинувку на машине, ждал за деревней, у леса. Потом катал по лесу вокруг мотеля. Так они провели часа два. В мотель приехали вечером. Вещи оставили в номере и пошли ужинать. Валицкий не оставлял ее ни на минуту и был, как она считала, влюблен в нее, а она, она так и вообще потеряла от него голову. После сельских ухажеров он казался ей каким-то сказочным принцем.
– И так все это продолжается до сих пор, – завершила она свой рассказ.
С некоторой неохотой, но она все-таки подписала протокол, попросив при этом Корча войти в ее положение и сохранить все в тайне.
Корч задержал ее в милиции еще на час. Важно было, чтобы она не сумела связаться с Валицким и предупредить его. Ей пришлось просидеть в пустой комнате до того, пока Валицкий не сел на стул, где час назад сидела она у стола в кабинете Корча.
Приглашен в милицию Валицкий просто «для беседы». Так сформулировал это Корч, позвонив ему по телефону. Еще при разговоре Корч почувствовал, что Валицкий взбешен тем, что не поручик к нему, а он, директор, должен идти к Корчу, но отказаться все-таки не решился. Наверняка полагал, что речь пойдет о пожаре или о хищениях на строительстве.
Явился Валицкий точно в назначенное время, как всегда самоуверенный и подчеркнуто предупредительный, чем явно камуфлировал свою антипатию к вызвавшему его «юнцу». Лишь значительно позже Корч узнал от коллег, что он оказался первым, кто осмелился столь неуважительно отнестись к директору, пригласив его для беседы в милицию.
Усевшись на стул, Валицкий не без иронии поинтересовался, не приключилось ли землетрясение, если его так внезапно понадобилось отрывать от работы? Или новый пожар?
– Мне крайне неприятно, пан директор, что я оказался вынужденным беспокоить вас и отрывать от работы, – начал Корч. – Правда, ни землетрясения, ни пожара пока, к счастью, не случилось, но мы возобновили следствие по делу о смерти Врубля. Выявились некоторые новые обстоятельства. Касаются они, между прочим, и лично вас.
Заметив взметнувшиеся вверх брови своего визави, Корч счел нужным поспешить с вопросом:
– Вам доводилось бывать вместе с Иоанной Зях в мотеле «Под соснами»?
Валицкий сначала побледнел, потом покраснел, словно его хватил удар.
– Что такое?! Вы осмелились установить за мной слежку?! Это беззаконие! Я сумею найти на вас управу!
– Простите, пан директор, – Корч предупредительно вежлив. В предвидении возможных недоразумений эта беседа, как и беседа с Зях, записывается на магнитофон. – Речь идет о ваших показаниях по делу о смерти Врубля. Вот, пожалуйста, посмотрите эти показания, собственноручно вами подписанные. Ведь это ваша подпись? – он придвигает Валицкому протоколы.
– Моя. Но какое отношение имеет одно к другому?
– Сейчас я все вам объясню. В своих показаниях вы утверждали, что пятнадцатого сентября, проходя в двадцать два часа по парку, видели Врубля распивавшим водку с каким-то неизвестным вам человеком. Из показаний, данных сегодня гражданкой Зях, следует, что того же пятнадцатого сентября прошлого года вечером вы находились вместе с ней в мотеле «Под соснами». Здесь у меня, кроме того, и соответствующая выписка из регистрационной книги мотеля. Хотите ознакомиться?
Валицкий едва не задыхается от ярости, но берет себя в руки и даже изображает на лице вежливую улыбку:
– Пан поручик, все это очень обыденные и нормальные, чисто мужские дела. Будем деликатны. Ведь речь идет о женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51