«Ха-ха-ха! Обманули дурака!» Постороннему моя двойная жизнь могла показаться чем-то вроде жестокой измены, но я предпочитал думать, что это один из тех розыгрышей, которые мы устраивали друг другу – еще один раунд в вечном стремлении доказать свое превосходство. Волновало меня только одно – я еще не придумал своему розыгрышу эффектную концовку.
Двойную жизнь я начал вести вскоре после рождения Милли. Многие годы наш брак был счастливым, если не сказать идеальным, и я даже вообразить не мог, что когда-нибудь захочу сбежать из дома. Но потом Катерина обрела новую любовь. Возможно, именно этого я и боялся. Возможно, именно поэтому я и тянул с зачатием ребенка.
Я никогда не говорил, что не хочу детей – я лишь говорил, что пока их не хочу. Разумеется, когда-нибудь я собирался завести детей – но ведь и умереть я тоже когда-нибудь собирался. Во всяком случае, над этими двумя проблемами я особо не задумывался. В отличие от Катерины, которая говорила о наших будущих детях, как о чем-то неизбежном. Она не желала покупать машину с двумя дверями, потому что тогда будет трудно ставить и доставать детское сиденье. Меня так и подмывало спросить, что это за чертовщина – детское сиденье? Катерина то и дело показыв ала на детские вещи в витринах магазинов и настаивала, чтобы нашу свободную комнату мы называли «детской».
– Ты имеешь в виду мою звукозаписывающую студию? – уточнял я всякий раз.
Иногда ее намеки были не столь тонкими.
– Неплохо родить ребенка летом, правда? – спросила она ровно за девять месяцев до лета.
По воскресеньям к нам приходили друзья с детьми, я вынужден был делать вид, будто меня жутко интересует непринужденный обмен мнениями папочки и мамочки о том, как работает младенческий кишечник.
Не понимаю, почему родители считают детские какашки подходящей темой для светской беседы. Мы же не обсуждаем взрослые какашки, даже когда беседуем о здоровье.
– Привет, Майкл, как поживаешь?
– Спасибо, хорошо. Сегодня утром я здорово покакал, а потом еще раз, но поменьше и пожиже, что на меня непохоже, так как обычно я какаю один раз в день.
Физиологические процессы младенцев обсуждаются долго и увлеченно. Собственно, других разговоров младенцы недостойны. Они едят, они срыгивают, они какают, они спят, они плачут – а потом все по новой. И хотя жизнедеятельность новорожденных этим ограничивается, родители способны талдычить об их отправлениях бесконечно. Если каким-то чудом наши гости с Планеты Детей вдруг отклонялись от обсуждения пищеварительной системы младенцев, то лишь для того, чтобы разговор переключился на столь же неприятную тему физиологических процессов в организме матери. Но тут, по крайней мере, некоторые отцы начинали испытывать замешательство и неловкость, зато Катерина и новоявленная мамаша со смаком и в подробностях обсуждали молокоотсосы и эпизиотомию. Такие отцы были еще небезнадежны. Но я не выносил отцов, которых рождение ребенка травмирует настолько, что они превращаются в сюсюкающих идиотов. Возомнив, будто их поведение развлекает детей, они маниакально катались по моему ковру, показывали младенцам нос и выкрикивали придуманные слова в тщетной надежде дождаться хоть какого-то отклика от своего младенца.
– А-ля-ля-ля, у-сю-сю-сю! – верещали они.
– Ай, как ей это нравится, – говорила мамаша с доброй улыбкой.
Единственный признак возможного одобрения сводился к тому, что младенец моргнул. Через некоторое время мамаша наказывала меня за очевидное безразличие:
– Майкл, хотите подержать малышку?
– Было бы чудесно, – покорно отвечал я и брал ребенка с тем же невозмутимым самообладанием, с каким министр по делам Северной Ирландии берет в руки загадочный сверток, который ему вручают во время прогулки по Западному Белфасту.
Мать и отец суетились рядом, испуганно подсовывали руки под головку, спинку и ножки младенца, показывая, сколь сильно они уверены в моей способности не уронить восьмифунтового младенца за те двенадцать секунд, что я его держу.
Эти свежеиспеченные родители напоминали мне новообращенных христиан. У них был такой самодовольный и надменный вид, словно они считали будто я из тех убогих, кому не ведома благая весть о младенцах. И стану полноценным человеком, только когда присоединюсь к толпе сюсюкающих кретинов, которые каждую неделю таскаются в церковный зал, чтобы спеть «Три мудреца в одном тазу». Все они считали, что рано или поздно я обращусь в их веру и спасу свою душу, наплодив младенцев. Такова была стратегия Катерины. А нашествие новорожденных в наш дом – выбранная ею тактика. Если она пыталась убедить меня, что ребенок – предел моих мечтаний, то ничего хуже придумать было нельзя. Но в конце концов она меня вымотала. А что я мог поделать? Вещь, которая принесла бы величайшее счастье любимой женщине, находилась в моей власти, и я не мог лишать ее этой радости вечно.
И в один из тех дней, когда двое говорят друг другу: «давай почувствуем себя по-настоящему влюбленными», я согласился попытаться завести детей. Катерина выбрала минуты абсолютной близости и взаимного обожания, когда хочется лишь соглашаться со всеми желаниями партнера. Когда любое заявление типа «ну уж нет, „Отель 'Калифорния'“ – самая отвратная песня на свете» может полностью разрушить атмосферу, а потому ты киваешь, улыбаешься и шепчешь: «О да, и я без ума от этой песни». И вот в одно из таких мгновений я смирился с мыслью стать родителем. Я согласился пожизненно нести бремя отцовства лишь потому, что не пожелал испортить прекрасный миг.
Никогда не понимал мужчин, которые жалуются, что им потребовались годы, чтобы добиться зачатия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80