Ее захватили пьяницы и наркоманы. Вместе с собаками, устроившими там туалет. Теперь у всех тут большие псы. Их держат для безопасности.
Он почувствовал, что разболтался. Умолкнув, посмотрел на темнеющий горизонт, на городской пейзаж, затянутый смогом и привлекательный своей хаотичностью. В маленьких прямоугольных окнах появлялся свет… нью-йоркский вечер.
Вскоре линия горизонта скрылась. На Шестидесятой улице Майк обратился к водителю:
— Остановитесь у табачного магазина напротив «Блумингдейл».
«Роллс-ройс» затормозил; прежде чем шофер успел выйти из машины, Майк уже выскочил на улицу.
— У меня кончились сигареты, — пояснил он и повернулся к водителю. — Здесь нельзя стоять во втором ряду. Прокатите мисс Уэйн вокруг квартала. Я к тому времени выйду.
Когда лимузин обогнул квартал, Майк уже стоял на углу. Сев в машину, он закурил. Внезапно протянул пачку дочери.
— Куришь?
— Нет. Ты успел?
— Что?
— Позвонить.
— Куда?
Она засмеялась.
— О, Майк… тут в баре целый блок. Его лицо окаменело.
— О'кей… и куда же я звонил? Она взяла его под руку.
— Ты заказал шампанское и икру. Я прочитала на твоем лице, что ты забыл это сделать заранее. Он вздохнул.
— Возможно, я многое забыл. Она закрыла пальцами его рот.
— Скажи мне только одно. Я правильно угадала насчет звонка?
— Да.
— Майк, ты ничего не забыл, — нежно произнесла она.
Открыв глаза, она решила, что находится в больнице. Но комната была непривычно темной, мебель выглядела иначе. Окончательно проснувшись, она поняла, что лежит в новой спальне, в отеле «Пьер». Девушка включила ночник, стоящий на тумбочке. Полночь. Значит, она спала только два часа. Потянувшись, Дженюари обвела взглядом комнату. Она была очень красивой. Вовсе не походила на гостиничную спальню. «Люкс» был огромным, роскошным. Более просторным, чем любой гостиничный номер Майка. Он объяснил, что отель состоял из квартир, сдаваемых в поднайм постоянными съемщиками. Похоже, эти апартаменты арендовались людьми, обладавшими вкусом. Гостиная сразу произвела впечатление на Дженюари. Свечи, икра, шампанское в ведерке со льдом, бархатная темнота парка далеко внизу. Они произносили тосты друг за друга, ели икру… После первого бокала Дженюари охватила сонливость. Майк тотчас это заметил.
— Слушай, детка, здесь только девять часов, но по швейцарскому времени уже два или три часа ночи. Ложись в постель. Я немного пройдусь… куплю газеты… посмотрю ТВ и тоже лягу.
— Но мы еще не поговорили о тебе… о твоих делах…
— Завтра, — решительно сказал он. — Встретимся в девять утра в гостиной и побеседуем за завтраком.
— Но, Майк…
— Завтра.
Снова его голос прозвучал как-то странно. С непривычной твердостью. Так Майк говорил с фотографом, снявшим их в вестибюле — симпатичным молодым человеком, проследовавшим за ними к лифту и сказавшему: «Мистер Уэйн, как ваша дочь чувствует себя в…»
Но он не закончил фразу. Майк Уэйн подтолкнул дочь в лифт и выпалил: «Довольно. У нас нет времени на интервью».
Сейчас она вспомнила этот инцидент. Это было так непохоже на отца. «Паблисити» всегда было неотъемлемой частью жизни Майка Уэйна. В возрасте девяти лет она попала с отцом на обложку известного журнала. Дженюари пожалела молодого репортера.
Когда она спросила отца, почему он так поступил, Майк пожал плечами.
— Возможно, на меня подействовал Рим. Не люблю этих парней. Фотографии могут появиться в любом дешевом журнале. Предпочитаю давать авторизованные интервью и позировать, зная, что снимок будет сопровождать текст. Терпеть не могу, когда щелкают камерой из-за угла.
— Но он ждал тебя в вестибюле. У него очень приличный вид.
— Забудь об этом. (Снова этот сухой решительный тон.)
Он открыл шампанское. Дженюари, подняв бокал, сказала:
— За нас…
Майк покачал головой:
— Нет… за тебя. Пришло твое время, и я прослежу за тем, чтобы ты получила все.
Она лежала в темной спальне. Впереди была целая ночь. Она постарается снова заснуть. Но сон улетучился. Ей хотелось пить. После икры ее всегда мучила жажда. Вода из крана была почти теплой. Она не стала пить ее и забралась в постель. Настроила приемник на волну музыкальной станции. Погружаясь в дремоту, услышала рекламное объявление. Восторженный голос взахлеб расхваливал новую диет-колу. Дженюари нестерпимо захотелось холодной воды.
Она встала. В «люксе» была большая кухня. Она найдет там лед… Дженюари шагнула к двери и остановилась. Она была в короткой прозрачной ночной рубашке. Осторожно открыв дверь спальни, Дженюари произнесла:
— Папа?
Гостиная была пуста. Девушка на цыпочках вышла из своей комнаты. Уставилась в темноту столовой… заглянула в просторный кабинет… пошла по длинному коридору в комнату для прислуги. Потом Дженюари приблизилась к спальне отца и постучала. Открыла дверь. Пусто. На мгновение она вспомнила Рим… Мельбу. Нет, он не поступил бы так в первую ночь после ее возвращения. Наверно, он отправился погулять и встретил друзей. Она прошла на кухню. Холодильник был забит кока-колой, «Семеркой», имбирным элем и диет-колой с содовой. Девушка налила в бокал кока-колу и вернулась в гостиную. Уставилась на парк. Маленькие мерцающие огоньки придавали ему рождественский вид. Не верилось, что эта бархатная чернота может таить в себе опасность.
И вдруг она услышала звук. Ее отец вставил ключ в замок. Сначала Дженюари испытала желание броситься к нему. Затем она посмотрела на свою короткую прозрачную ночную рубашку. После трех лет, проведенных во фланелевых пижамах, эта рубашка была символом. Она ознаменовала собой выздоровление… и отъезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25