Но не думайте, что из этого что-нибудь выйдет. Если вы понадобитесь, он сам вызовет вас к себе.
— Большое спасибо.
Надзиратель ушел. До вечера арестованный прислушивался к каждому шороху в коридоре. Но ничего не произошло. Его никто не вызвал. Ночью Павельский спал куда хуже обычного. Ах, если б можно было разнести все здание и бежать на улицу Сверчевского, в дом, где на шестом этаже находится прокурор Ришард Ясёла.
Наутро Ежи Павельский нетерпеливо ждал, когда принесут завтрак и откроют дверь камеры. Наконец лязгнул з-амок. Двое заключенных поставили у порога котел. Один налил кофе в кружку, другой подал хлеб. Но арестованный не проявил к завтраку никакого интереса. Он обратился к надзирателю:
— Вот письмо. Прошу передать в канцелярию.
— Письмо? — удивился охранник. Верно... Вам разрешено иметь письменные принадлежности. Хорошо, давайте,— он протянул руку за письмом.
— А может, меня вызывают к прокурору?
— Нет. Снизу прислали список всех, кого надо доставить. Вас там нет.
— Тогда, пожалуйста, отдайте письмо,— Павельский подал надзирателю сложенный вдвое листок бумаги.
— Ладно.— Надзиратель взял и развернул листок. В тюрьме тайна переписки не соблюдается. Здесь читается все, что напишут заключенные. Текст был краток:
«Гражданин прокурор, я открыл совершенно новые обстоятельства дела. Они очень важны и подтверждают мою невиновность. Умоляю срочно допросить меня.
Ежи Павельский».
Надзиратель закрыл дверь и унес письмо. Арестованный начал считать уже не часы, а минуты и секунды. Около одиннадцати послышались шаги. Раздалась команда: «На прогулку».
Пан надзиратель, вы передали письмо?
— Передал, не задержал. В отделении как раз собирали тех, кто отправлялся в суд. Знаю, что канцелярия письмо переслала прокурору.
— Странно, что меня не вызывают.
Опытный надзиратель усмехнулся. Сколько таких заявлений прошло через него за годы службы? Конечно, без последствий они не останутся, но знал он и то, чего заключенные не могли понять: не прокурор к услугам арестованного, а наоборот. Заключенного он вызовет, когда сочтет нужным.
- Вызовут, вызовут, не волнуйтесь. Если не завтра, то через пару дней.
И верно, на четвертый день вечером надзиратель предупредил Павельского:
— Утром будет машина. Поедете к прокурору.
Оказавшись в прокурорском кабинете, арестованный увидел там и капитана Витольда Лапинского. Он сидел на обычном месте, у окна.
— Мне передали ваше устное заявление, а потом еще и письмо. Что случилось, почему гикая срочность? — спросил прокурор.
— Совершенно новые обстоятельства. Теперь, пан прокурор, вы наконец убедитесь, что я не убивал Зарембу. Как я сразу не сообразил!
— Вы знаете убийцу? Располагаете доказательствами?
Я слушаю. Павельский страшно разволновался. Не спрашивая разрешения, схватил графин с водой и единым духом выпил полстакана. Руки у него дрожали. Капитан с улыбкой и не без удивления смотрел на человека, который раньше в самые напряженные моменты следствия так хорошо владел собой.
— Пан прокурор...— голос помощника режиссера звучал тихо и отчетливо.— Пан прокурор, главная улика против меня основывалась на том, что среди тех, кто мог подменить пистолет, только я был заинтересован в устранении Мариана Зарембы. Месть оскорбленного мужа. Тот сделал, кому это выгодно. Следствие установило, что у других лиц была такая же возможность подменить пистолет директора Голобли с холостым патроном в стволе другим пистолетом, с боевым зарядом, но у них не было оснований убивать. Вот главный аргумент обвинения. Все остальное — это его подтверждение и доказательство, что у меня была техническая возможность совершить преступление. Верно?
— Можно, пожалуй, и так сказать.
— Днем и ночью я ломал голову, почему один из пятнадцати человек, считая и мою жену Барбару — хотя ее нелепо подозревать,— решился убить Зарембу. Все умозаключения ничего не дали. Знаю, прокуратура выясняла, был ли хоть намек на мотив у каждого, кто был тогда в театре. Только капитан Лапинский упрощенно подошел к делу. Для него с самого начала я был убийцей, которого во что бы то ни стало, даже не брезгуя провокацией, надо склонить к признанию.
Услышав выпад в свой адрес, офицер милиции рассмеялся. Павельский тем не менее продолжал:
— Все считают, что повод к убийству Зарембы был только у меня, и имеют к тому основания. Лишь у меня были причины желать, чтоб популярный актер отправился на тот свет. Лишь мне преступление было выгодно: месть любовнику и надежда вернуть жену. Я-то прекрасно знал, что преступник не я. Но доказать этого не мог, потому что все убийство Зарембы рассматривали как предумышленное.
— А вы считаете, что это не так? — удивился прокурор.
— Не так, пан прокурор. Это ошибка. Убийце не повезло. И Заремба погиб вместо другого.
— Пожалуйста, выражайтесь яснее. Не понимаю всей этой путаницы.
— Было так. Убийца ждал удобного случая, чтобы подменить пистолет. Второй был заранее приготовлен. Он выбрал момент, когда за столиком с реквизитом никто не следил, и совершил задуманное. Безразлично, положил ли он незаряженный пистолет в карман и вынес из-за кулис или подвесил у стола. Это теперь неважно. Механизм преступления был запущен еще до спектакля. Оставалось спокойно ждать результата. Этот человек, наверняка один из пятнадцати, хорошо знал, что Баська, в прошлом чемпионка по стрельбе, не
промахнется и попадет прямо в сердце актеру, играющему Ружье. Я логично рассуждаю?
— Согласен. Но все это известно и версии обвинения нисколько не меняет.
— Сейчас изменит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50