– Так бы и сказала, – с достоинством кивнула ей хозяйка, разворачиваясь и выходя в коридор с решимостью умереть, но не допустить супостата.
Бог весть, что он ей там сказал, но уже через пять минут они отпаивали ее лекарствами, солодкой и малиновым чаем в четыре руки, причем домна Абра ничуть не оскорблялась, будучи только на подхвате: воды вскипятить, полотенце принести…
– Что ты ей наплел? – раздраженно зашипела Лойнна, когда женщина снова умчалась на кухню.
– Что я твой старший брат, – невозмутимо пояснил Церхад. – А что, ты против? Я могу уйти, если хочешь.
Она задумалась и покачала головой:
– Нет, оставайся. Без тебя мне будет совсем скучно и жалко саму себя.
Он не только остался, но и принялся приходить каждый день, скоро подружившись со строгой хозяйкой, так что та не возражала бы, и останься он на ночь, но на такое он никогда даже не покушался. Первые дня два Лойнна бессильно лежала на кровати, а он читал ей книги или развлекал бессмысленной, но забавной болтовней.
Потом стал приводить своего друга с гитарой, и они в два голоса перепели все ее любимые песни и все вещи собственного сочинения. Точнее, сочинял друг, а Церхад выступал только вдохновителем, умеющим вовремя сказать, что это шедевр всех времен и народов, но как часто многим талантливым людям не хватает именно такого вот не обремененного излишним придирчивым вкусом друга, чтобы поверить в собственные силы!
Через пять дней Лойнна сходила продлить справку до конца недели, а вернувшись и не находя себе места до прихода Церхада, поняла, что в любовь, как и в инсульт, не верят только до первого приступа…
У него было необычное лицо и поразительная мимика: в неподвижном состоянии она десятки раз ловила его на жестком, чуть презрительном и мертвенно-бездушном выражении, но стоило ему начать говорить, петь или шутить, как на щеке показывалась лукавая ямочка и взгляд искрился смехом.
Он любил красивые жесты и очень мало беспокоился о том, что девушка с технической земли не может воспринимать ежедневный букет свежих ярких цветов как норму.
Он умел безоговорочно признаваться в своих поражениях и видеть в них завтрашние победы. А еще – бесконечно слушать ее путаные объяснения чего-то жутко интересного, но безумно сложного и покорно кивать, словно понимает. И решать проблемы. Почти любые и почти мгновенно.
Он был мальчишкой, и поэтому с ним было легко. Мужчиной – и она чувствовала себя в безопасности.
Всю весну они втроем прошлялись по улицам и паркам, дружно прогуливая лекции и семинары. Дарган научил ее играть на гитаре – еще неумело, простенько и с трудом разбираясь в струнах, но она сумела положить на музыку одно из своих стихотворений и, жутко смущаясь, спеть им обоим. Получилось отвратительно, но пришлось исполнять еще раз на бис.
После третьей жалобы, что так жить нельзя и без лекций черта с два она сдаст хоть один экзамен, парни многозначительно переглянулись, наведались в общежитие – и у Лойнны появились все лекции старшекурсников в нескольких вариантах. На их возврате никто особо не настаивал, так что переписывать Лойнна не торопилась.
Только одно ее пугало: день за днем, все чаще и чаще она ловила на себе пристальный, выжидающий взгляд черных глаз. «Попавшись», Церхад никогда не отворачивался, а только улыбался или подмигивал, а она жутко смущалась и не понимала, чего он от нее ждет.
Заглянувшая под майские праздники на минутку в гости Нора принесла-таки обещанный диск со спектаклем и, увидев заваленную цветами комнату (Церхад приносил по букету каждый раз, как приходил хотя бы на полчаса) и Лойнну, чья голова лежала на плече небрежно закинувшего ноги на подлокотник дивана Церхада, презрительно скривилась и уверенно припечатала:
– Сессию ты не сдашь.
– Сдаст! – рассмеялся ничуть не смущенный Церхад. – Причем ничуть не хуже, чем все предыдущие.
– Ну-ну, – скептически фыркнула Нора, завистливо вздохнула и с этим ушла.
Церхад еще долго посмеивался в кулак.
– А ведь и правда не сдам, – с тяжелым вздохом сказала Лойнна, не убирая, впрочем, головы с его плеча. – То есть сдам, конечно, но кое-как, лишь бы вообще не вылететь.
– Ну куда уж там, – тепло улыбнулся он, протягивая руку за брошенным Норой на край дивана диском и убирая его на стол. – Уж меня-то не надо обманывать, Лойлинне.
– Как ты меня назвал?!
– Лойлинне, – послушно повторил он. – У тебя имя похоже на кирэнское, а у них там «лин» – уменьшительно-ласкательный суффикс. Вроде гонерского «чка».
– Откуда ты знаешь? – поразилась она.
– Да только что придумал, – не выдержав, рассмеялся Церхад.
– Ах ты! – бросилась на него Лойнна.
Никогда не собираемый, хотя честно застеленный покрывалом диван – отличный танкодром для стратегических боевых действий. Но не в том случае, когда один противник сильнее другого раз в пять и умудряется сгрести его в охапку в первые же минуты сражения.
– Перестань! Пусти!
– А кто первый полез?! – возмутился довольный Церхад, словно тисками прижимая ее к разбросанным декоративным подушкам.
– Я не лезла! – неуверенно возразила она, оставляя бесполезные попытки вырваться из его рук. – Я пошутила!
– Ага, как же! То-то у меня все руки исцарапаны.
– Неправда, нет у меня ногтей – с ними печатать неудобно!
– И на том спасибо!
Повозившись еще минут пять, они успокаиваются, только тяжелое дыхание слышно в комнате.
– Тебе не тяжело, что я голову на плечо положила?
– Чему у тебя там быть тяжелому-то?
Она только смеется, устав мстить за его бесконечные шуточки.
– Представь, что про нас сейчас домна Абра подумала. Она ведь давно уже в курсе, что ты никакой мне не брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127