Провожая меня до двери, он оглядел мой затрапезный костюм. Неожиданно спросил:
— Водку пьете, Авдеев?
Выпить я любил, да на что? Странно: почему он задал мне такой вопрос? Считает пьяницей? Будто сговорился с моей тещей. Неужто я похож на алкаша? Отец мой, говорят, сильно закладывал.
Я решил отделаться шуткой:
— Не пьют, Ульян Мартынович, только на небеси. А тут, кому не поднеси.
— Хорошая поговорка,— засмеялся Углонов.— Вообще вы как живете, Авдеев? Если у вас когда не будет на что пообедать, приходите ко мне.
Я подумал, что, предложи он это раньше, мне пришлось бы у него столоваться. Сейчас же деньги у меня были, и я считал, что никогда больше не переведутся. Победствовал, и хватит. Теперь пусть другие испробуют голодную коку с маком — начинающие, у кого еще книжка не выходит. Я уже мастерством овладеваю, а вот сейчас Углонов открыл один из своих секретов: как сюжет закручивать. Ульяну Мартыновичу я скромно и с достоинством сказал, что получил в издательстве гонорар и собираюсь купить костюм, да вот ордера
нет.
— Вашей нужде я могу помочь, — подумав, сказал Углонов. — Мы с женой собираемся завтра в лимитный магазин на Мясницкой. Я там прикреплен. Приходите туда к двенадцати, и мы подберем вам костюм.
Я не привык к вниманию и был польщен. Сам Ульян Углонов с женой поедут выбирать для меня костюм, истратят драгоценные талончики из своей заборной книжки. Вон как далеко простерлась его заботливость! Конечно, я был чрезвычайно огорчен его холодным отзывом о «Карапете». Но что поделаешь? Одним редька нравится с медом, а другим с постным маслом. Зато сколько опять услышал от Углонова поучительного, ценного! Надо будет непременно воспользоваться советом насчет «закрученного» сюжета и разузнать об архитектонике. Все-таки я был очень темный и не тянулся к Достоевскому. Томик его повестей и рассказов почему-то не произвел на меня заметного впечатления. Непременно почитаю романы.
Кстати, «Преступление и наказание», наверно, тоже про блатных?
К лимитному магазину на Мясницкой я на другой день явился за полчаса до срока. Торопился я напрасно. Углоновы подъехали на такси ровно в двенадцать. Вообще Ульян Мартынович был до чрезвычайности точный и пунктуальный человек.
Меня поразили зеркальные витрины, размеры помещения, количество отделов, вежливость продавцов — уж эти не гавкнут на покупателя! В обычных магазинах, куда пускали всех, от пустых прилавков веяло холодом, застарелой пылью, мышиным пометом, а тут чего только не было! С прилавков свисали толстые пестрые ковры, роскошно были раскинуты рулоны сукна, шелка, сатина. А вон одеяла ярчайших расцветок, модельная обувь разных фасонов, чудесное тонкое белье. «Даже кожаные перчатки есть! — ахал я. — Ого, как снабжают ответработников!»
Костюмов на распялках висело множество. Мне костюм подобрали синий, шерстяной, за двести тридцать рублей. Когда я мерил, Углоновы заботливо осматривали, как на мне сидит пиджак, не морщинит ли на спине, и посоветовали еще купить пару галстуков. Я сделал вид, будто не расслышал. Не хватало еще, чтобы я носил «удавки».
— Вы теперь прямо как жених!—любезно улыбнулась мадам Углонова.
У меня голова кружилась, и я чувствовал себя настоящим денди: разоделся в пух и прах, дома не узнают. Не зря задержался в Москве. Вот теперь я похож на писателя. Чем же мне отплатить Углоновым за добро? Почему я не умею быть галантным, вовремя сказать комплимент, любезно услужить? Взять бы вот и отнести им домой покупки. (Зачем? Они ездят на такси.) Ну указать: «Давайте сбегаю за машиной». Наверно, так и делаются «любимыми учениками»? Хвалят романы шефа, записывают советы, подражают. Попробовать? Пожалуй, тогда бы мне легче зажилось. Нет же — молчу, лупаю глазами, будто соли объелся.
Подавая продавцу заборную книжечку, чтобы тот отрезал талон, Ульян Мартынович с веселой и снисходительной усмешливостью сказал своим барственным, уверенным басом:
— Вот мы одели молодого человека. А теперь покажите материал «для женатых». Есть что-нибудь?
— Приличного пока ничего, — почтительно ответил продавец. — Ожидаем из Лондона трико. Я вам тогда обзвоню.
Меня словно из брандспойта окатили: настроение сразу омрачилось, покупка, которую я держал в руке, показалась ничтожной. Действительно, материал у костюма грубый, дешевый. Навряд ли мне когда доведется носить костюмы «для женатых», какие носил Ульян Мартынович. Я поспешил поблагодарить Углоновых и откланяться. Может, это вышло бестактно? Хрен с ним, какой из меня дипломат? Я не умею запрятывать свои чувства в дальний кармашек. Да они, кажется, собирались еще смотреть белье «для женатых».
Когда мы ждем деньги, сумма представляется нам крупной, кажется, и в наволочку не уложишь; стоит же ее получить у кассира, как она тут же сжимается в руке, будто лопнувший воздушный шарик. Так у меня получилось с этой тысячей рублей. Словно у меня их ветер вырывал из рук — настолько быстро летели трешки, червонцы, сотни. Я-то думал, деньги мне и за год не истратить, а тут даже на пальто не хватило, и пришлось носить старенькое, худое, с обвисшими карманами. Ладно. Жена дома заштопает рукав, и я перетерплю до следующего гонорара.
Последние сорок процентов за книгу я должен был получить только на будущий год, по ее выходе в свет.
Ничто не удерживало меня больше в Москве. Свободен! Скорее в деревню, к семье! Засяду за что-нибудь новое. У меня давно наклевывалась повестушка о гражданской войне, я уже и заглавие придумал: «Дедово подворье». Очерк в голове вертится. Устрою себе, как Пушкин, «Болдинскую осень»: будет что показать Углонову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70