– Видимо, это тоже из области бреда, – добавил он.
– Не знаю, – сказал Брук. – Там со мной произошло кое-что интересное. Когда я в тот раз поехал взглянуть на их раскопки, меня сопровождал его управляющий Ферри и мне показалось, что он разбирается. Сказал мне, что открыли родовую гробницу знаменитого этрусского пирата по имени Тринс. Он там был изображен на своем боевом корабле с великолепным шлемом на голове. Потом, выходя из гробницы, я хотел заглянуть в одну небольшую комнатку по другую сторону коридора, Ферри это не понравилось и он быстро меня увел. Но, посветив фонариком, я кое-что успел заметить. Тот самый шлем, что на настенной росписи…
– Тот же шлем?
– Точно такой же.
Сэр Джеральд задумался, потом сказал:
– Но я не понимаю…
– Если шлем принадлежит Тринсу, который был главой всего рода, или племени, его должны были найти в самой центральной гробнице всего комплекса. В гробнице, которую можно было бы назвать сокровищницей и которую они вроде все ещё ищут.
– Понимаю, – протянул сэр Джеральд. – Хотите сказать, что если гробницу все же нашли, то скрывают это?
– Да, это одна из возможностей, – подтвердил Брук.

***
– Я же тебе говорила, – воскликнула Элизабет. – Я знала, там не все чисто. Мы должны что-то предпринять.
– Но, девочка моя, даже если Брук и прав насчет шлема, у нас нет оснований полагать, что это как-то связано с гибелью Мило.
– Связано, и мы узнаем, как.
Сэр Джеральд вздохнул. Он очень любил свою младшую дочь. Видел, как она превращалась из неуклюжего малыша в длинноногого подростка, из семнадцатилетней надменной интеллектуалки в разумную и уравновешенную двадцатчетырехлетнюю молодую женщину, и понимал, что она перестала быть только его дочерью, став независимой и самостоятельной личностью. Но так и не мог избавиться от многолетней привычки жить её заботами. От старых опасений, что она неудачно выйдет замуж, он давно избавился. Теперь начинал бояться, что вообще не выйдет.
– Да перестань ты, ради Бога, – сказала Элизабет.
– Ты о чем?
– Перестань вздыхать. Обещаю не вовлекать тебя в деятельность, недостойную дипломата.
– Я думал не о себе, – возразил сэр Джеральд. – И если по-правде, не о тебе, а о Бруке.
– Хочешь сказать, что если поднимем шум, ему придется ещё хуже?
– Вот именно.
– Потому что в глубине души убежден, что он виновен. Думаешь, он сбил Мило Зеччи из-за очередного приступа и сам об этом не знает. Сознайся!
– Я…
– Признание умиротворяет душу…
– Не навязывай мне свои взгляды, пожалуйста! Я слишком стар, чтобы мною командовали. Не в чем мне сознаваться.
– Но ты все равно так думаешь, и потому хочешь добиться срока поменьше. Но я-то знаю, что он невиновен, и хочу доказать это. Нужно доказать его полную невиновность.
Сэр Джеральд вздохнул снова.

***
Прокурор Антонио Риссо положил на стол начальника папку, сказав:
– Заключение экспертизы, которое нам направила римская лаборатория, кажется мне весьма весомым, особенно микроснимки. Вы их просмотрели?
– Видел.
– Полагаю, расследование можно считать оконченным.
– Не согласен, – возразил городской прокурор. – Заключение экспертизы действительно весьма убедительно доказывает, что Мило Зеччи был сбит автомобилем Брука. И поводов утверждать, что в машине ехал кто-то другой, не Брук, у нас тоже нет.
– Но тогда…
– Но вы хотите доказать наличие умысла, Антонио. Обвиняете его в том, что умышленно сбил Зеччи и уехал. Каковы ваши доказательства на этот счет?
– Показания свидетельницы Кальцалетто. Когда заскрипели тормоза, она обернулась и увидела, что машину занесло и она остановилась. Но потом снова сорвалась с места и поехала в её сторону. Она была так удивлена, что запомнила номер. А когда наутро было найдено тело, сообщила в полицию, как порядочная гражданка.
– Как порядочная гражданка, – прокурор кивнул.
– Тормозной след утром ещё был виден и подтвердил её рассказ.
– Кальцалетто утверждает, что несчастье произошло в половине одинадцатого.
Откуда такая уверенность насчет времени?
– Она была в гостях у сестры, оттуда ушла в четверть одиннадцатого. Идти ей до Виа Канина пятнадцать минут.
– Любопытно, – заметил прокурор, – как люди, которые обычно понятия не имеют, который час, становятся предельно точны, столкнувшись с преступлением.
– Есть причины сомневаться в её показаниях?
– Вовсе нет. Но, с другой стороны – как нам усомниться в показаниях могильщика?
Как его, собственно… – Карла Фрутелли?
– Фрутелли, по моему мнению, ненадежный свидетель.
– Почему?
– Он слишком стар и бестолков. И глух, как пробка.
– Но он же слышал, как проехала машина, и скрип тормозов, и визг шин в заносе. И совершенно уверен, что это произошло в половине двенадцатого. Как вы это можете объяснить?
– Очень просто. Он и правда все это слышал, но перепутал время.
– Но время он называет очень уверенно, – подкусил его городской прокурор. – И, надо же, он тоже был в гостях у сестры. Ушел от неё в одиннадцать, и ровно полчаса ему нужно, чтобы дойти до дома у ворот кладбища.
– Значит он путает час, когда ушел от сестры.
– Вы сверили его показания с показаниями сестры?
– Не видел в этом необходимости.
– Так сделайте это. В делах такого рода не следует учитывать только те доказательства, что подтверждают позицию обвинения.
– Я полагал, что знаю свои обязанности.
– Мой дорогой Антонио, в этом я убежден. И так же убежден, что ваше рвение заслуживает уважения. Но нам недостаточно некоторых фактов, мы должны знать все.

***
Капитан Комбер поднял глаза от карты и взглянул на часы. В его распоряжении было ещё четыре часа дневного света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57