Клер смеялась, как ребенок на карусели, и Хотвайер улыбался, радуясь за нее.
– Похоже, мать-природа победила, – шутливо констатировала Клер.
Бретт не удержался и погладил ее по лицу.
– Можно и так сказать.
Заглянув ему через плечо, Клер поморщилась.
– Теперь оба змея летят в песок.
Бретт вытянул шею и вдохнул ее аромат. От нее пахло свежестью, как от моря, но этот запах возбуждал куда сильнее, чем запах морского прибоя.
– Какая незадача.
– Не чувствую искренности в твоем тоне.
– Ты ждешь, что я буду сейчас из-за этого переживать? – Бретт продолжал удерживать бечеву, но едва отдавал себе в этом отчет. Кроме лежавшей под ним женщины, для него сейчас ничего не существовало.
– Почему нет? – Глаза Клер были сама невинность, но говорила она с придыханием. Она точно знала, что у Бретта на уме.
На случай, если она все же не понимает, он подвинулся так, чтобы его отвердевший орган вжался в ее ноги.
Взгляд нежных глаз Клер стал рассеянным, не в фокусе.
– Что?
Она была так податлива, тело ее реагировало мгновенно и непосредственно. Ей ли это отрицать?
Клер не могла думать. Не могла, когда твердая плоть Бретта прижималась к ней настолько тесно, насколько могла позволить одежда. Бретт задал ей какой-то вопрос, но она даже не помнила, о чем он спросил, а о том, чтобы сформулировать ответ, и речи не было. Она хотела его все сильнее и сильнее, пока это желание не зажило собственной жизнью. Она все отдала бы за то, чтобы почувствовать его кожей, чтобы испытать нежность его ласки.
Воспоминания о той первой ночи в отеле никуда не делись, и теперь, когда Бретт лежал на ней, обволакивая ее своим теплом, своим запахом, они завладели ее чувствами, требовали повторения уже испытанного.
Бретт не сводил с нее своих голубых глаз, потемневших от желания до цвета индиго.
– Ты хочешь меня, Клер, признайся.
– Да. – Она облизнула губы. Он прищурился.
– Я сейчас тебя поцелую.
– Давай же...
И он поцеловал ее, и страсть, вспыхивавшая всякий раз, когда губы их соприкасались, буквально взорвала обоих.
Языки их переплелись, она вздрогнула от желания, он хрипло застонал. Поцелуй все длился и длился, и она потерялась в нем, ей хотелось большего, ей было мало его губ, его языка, она хотела прикоснуться к его коже...
Клер царапала его рубашку, пытаясь расстегнуть пуговицы, но тяжелая ладонь легла на ее руку, останавливая ее. Клер застонала, протестуя.
Бретт резко прервал поцелуй и перекатился на спину. Грудь его часто вздымалась.
Клер повернула голову в его сторону:
– Бретт?
– Дай мне минутку, сахарок. Ты вплотную подошла к тому, чтобы я взял тебя на общественном пляже.
Она заметила, что Бретт ругался только тогда, когда терял над собой контроль. Тайная дрожь прокатилась по ее телу от счастливого сознания того, что она так на него действует. Но действие было обоюдным. Две секунды назад ей было абсолютно все равно, где они находятся.
Бретт сел, и она неохотно последовала его примеру. Тело ее сводило от желания. Она никогда ничего подобного не испытывала.
– Ты нужна мне прямо сейчас.
– Я это вижу.
– Разве сама ты этого не хочешь? – спросил он несколько агрессивно.
– Нет, я этого не говорила, – тихо ответила она.
– Тогда давай снимем номер в гостинице.
– Это звучит так равнодушно. Так холодно. Бретт покачал головой. Он явно терял терпение.
– Ну уж равнодушным никто из нас себя не чувствует в присутствии друг друга, Клер. А про холод вообще говорить не приходится.
– Но...
– Никаких «но». Наше время уходит, Клер. – В голосе его слышалось отчаяние.
– Почему? – Что делает эту секунду отличной от других? От того, что было два дня назад?
– В субботу у моей мамы день рождения, и меня ждут в Джорджии на праздник.
Итак, он ее покидает. Сердце Клер болезненно сжалось, но она постаралась ничем не выдать своего разочарования.
– Я уверена, что там тебе будут рады.
Бретт отмахнулся от ее слов как от назойливых мух.
– Если я не приеду, и мама, и сестра мои кишки на подвязки разрежут, но не поэтому мой член узлом свело. Я принимал ледяной душ из-за тебя куда чаще, чем хотел бы признать. И теперь у нас осталась одна, самое большее две ночи, потому что поездка в Джорджию накладывает мораторий на любую физическую близость между нами.
Клер открыла было рот, но не успела придумать, что сказать.
– Только не говори, что ты меня не хочешь, потому что я знаю, что ты хочешь, – с горячей убежденностью перебил ее Бретт.
– Но то, чего мы хотим, и то, что для нас хорошо, не всегда совпадает.
– Только не в этом случае, сахарок. Тебе будет очень хорошо, я обещаю. И мне с тобой будет необыкновенно хорошо тоже.
Клер почувствовала внутренний спазм и покалывание в самой чувствительной точке.
– Я в тебе не сомневаюсь.
Но это не значит, что она не сомневалась в себе. В себе она была далеко не так уверена. Она не могла не задаваться вопросом о том, кто виноват в том, что ее сексуальный опыт был таким пресным (Хотвайер не в счет, но ведь то был не совсем секс, не так ли?). Не в ней ли самой все дело? Может, она фригидна? Ведь Бретт не делал тайны из того, что ему секс доставлял массу удовольствия. Клер всегда считала, что люди склонны выдавать желаемое за действительное в этом вопросе, хотя лишь его ласки заставили ее усомниться в правильности собственных заключений.
Что могло означать, что у нее просто были не те партнеры. Такой ход мысли давал ей больше уверенности в себе, но полностью избавить от сомнений в собственной адекватности не мог. Один из бой-френдов Клер как-то заметил, что у нее большие проблемы с доверием.
Да, но при чем тут секс? Неужели неспособность довериться партнеру делала ее фригидной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89