Были типы со связями. А иногда мимо проходили коробейники с полным арсеналом. Когда у такого спрашивали, что у него есть, он говорил: «А что хочешь? Валиум, валерон, хэш, кислота, кокс, гера?» Все в нашей компании думали, что контролируют ситуацию. Всё здесь было немного по-другому, чем три-четыре года назад в Гропиусштадте.
Мы были свободны здесь, нам не нужен был никакой «Саунд». Нам не хотелось дурманить себя в грохоте и огнях. Вспышки Курфюрстендамма и все эти толпы людей - нет, никому из нас это не нравилось… Мы ненавидели города… Мы любили природу. На выходных мы на машинах гоняли через весь Шлезвиг-Гольштейн, гуляли иногда пешком, и нашли однажды совершенно классное место. На болотах.
Мы часто сидели на болотах - там, куда никто не придёт, и где весь мир принадлежит только нам…
Но лучше всего было в нашем старом известняковом карьере. Представьте - просто огромная дыра в земле. Почти в километр длиной, в двести метров шириной и сто глубиной. Отвесные стены. Там, внизу, было очень тепло. Ни ветерка не долетало сверху… На дне карьера были невиданные растения. Тысячи чистейших ручьёв текли через сумасшедшую долину, и водопады красили белый известняк в ржавый цвет.
Повсюду валялись белые глыбы, как кости ископаемых животных. Может быть, это были кости мамонтов… Огромный баггер и ленточные транспортёры, которые в будние дни производили ужасный грохот, в выходные выглядели так, будто лежат здесь веками… Известь давно сделала их белыми.
Мы были совершенно одни в этой долине. От всего мира нас защищали ржавые известковые стены. Ни звука не доносилось снаружи. Шумели только водопады…
Мы думали, что купим карьер, когда добычу прекратят. Там, внизу, построим деревянные дома, разобьём огромный сад, станем держать зверей. У нас будет всё, что нужно человеку для жизни. А единственный путь, что ведёт из карьера, - просто взорвём…
И вряд ли нам захочется наверх.
Эпилог
Ну а что же было дальше?
Книга «Мы дети вокзала Цоо» имела огромный успех - она переведена на двадцать с лишним языков и только в Германии вышла более чем трёхмиллионным тиражом. Спустя два года появился и одноименный фильм. История одного детства… И детство это, чуть не оборвавшись в героиновом кошмаре, всё же получило свой шанс на хэппи-энд.
Сейчас ей сорок пять. Читатели ждут конца истории - хорошего или плохого. Газеты и телевидение хотят интервью. Вопросы повторяются, и Кристине тяжело отвечать честно. Журналисты требуют лишь подтверждения одного из двух публичных образов Кристины. Одни рисуют её героиней - победительницей наркотиков, культовой фигурой молодёжного движения. Другие же упорно стилизуют её под жертву героина и ранней славы. Одни клише, полутона не в почёте… До недавнего времени жизнь Кристины представляла собой дивные метания между панковской сценой, литературными салонами, тюрьмой и греческими островами… в непрекращающейся борьбе с героиновой зависимостью. Она всё-таки закончила школу, начала учиться на продавщицу в книжном магазине. Когда вышла книга. Кристина быстро превратилась в настоящую звезду кино и телевидения, стала завсегдатаем разнообразных ток-шоу. Боязнь софитов быстро пропала. Встречаясь на телепрограммах с Бельмондо, Ниной Хаген и другими, Кристина быстро убедилась в том, что медиа-имидж звёзд имеет мало общего с их реальным характером и реальной жизнью.
Какое-то время душа в душу прожили они с музыкантом культовой группы «Саморазрушающиеся новостройки» в маленькой квартирке в Кройцберге. Кристина съездила с группой в тур по Америке, подписала там какой-то контракт с музыкальной фирмой. Сыграла главную роль в андеграундном фильме. Но время гениальных дилетантов прошло, и через пять лет Кристина снова взялась за шприц в надежде уйти от одиночества и страха. И это оказалось просто жизнеопасным.
В семье цюрихского издателя она нашла приют, понимание и помощь. Там же познакомилась с великими международного мира культуры. Днём звонил Феллини, спрашивал, как она себя чувствует. Вечером к ужину являлся Фридрих Дюрренматт. Все эти мирные ночные разговоры были ей скучны. Она рано прощалась, вставала из-за стола, убирала посуду и бежала на цюрихские точки. А великие творцы строили планы. Сколько жизненной силы, непритворной интеллигентности и раннего жизненного опыта! - восхищались они. Они говорили, она должна заняться творчеством. После нескольких месяцев в Цюрихе Кристина покинула мир богатых художников и отправилась обратно в Берлин. Немного позже её в очередной раз судили за наркотики. Она получила десять месяцев и честно отсидела их в женской колонии. Кстати, она могла выбирать: терапия или колония. Выбрала тюрьму, как она говорит - просто потому, что мытьё мозгов надоело.
Выйдя на свободу, Кристина сбежала от назойливого внимания общества в Грецию. Увидела на пляже молодого грека, сказала ему «привет» и влюбилась. Наутро грек заявил, что романы с туристками ему не нужны, и она сдала свой билет. Грека звали Панагиотис. Шесть лет они прожили вместе в маленьких шалашах у далёких заливов. Он делал татуировки туристам-любителям пива и помогал крестьянам. Она готовила ему, стирала футболки и джинсы. Это знакомство могло бы оказаться тем самым счастливым поворотом в судьбе Кристины, если бы не одна деталь: Панагиотис оказался наркоманом, и она поняла это в первую секунду, как только увидела его. «Нарки магическим образом притягиваются друг к другу, - признается Кристина. - Это потому, наверное, что тяжело общаться с обычными людьми…»
Шесть лет они пытались помочь друг другу, и по несколько месяцев им удавалось оставаться чистыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100