Ричард и в лучшие времена голубей в руки брал без особого энтузиазма.
– Не понимаю, какой в этом смысл, – сказал он. – Я хочу сказать, это же не почтовый голубь, а самый обычный лондонский. Из тех, что гадят на памятник лорду Нельсону.
– Вот именно, – согласилась д'Верь.
Одна щека у нее была оцарапана, грязные рыжие волосы казались спутанными. Спутанными, но не свалявшимися. А глаза… Ричард поймал себя на том, что не может сказать, какого цвета у нее глаза. Они не были ни голубыми, ни зелеными, ни карими; они напоминали огненные опалы: при каждом ее движении, каждой ее гримаске в них вспыхивали и исчезали зеленые, синие, даже красные искорки.
Забрав у него птицу, она поднесла ее к лицу и внимательно всмотрелась в глаза. Склонив голову набок, птица в свою очередь уставилась на нее.
– Ладно, – сказала д'Верь, а потом издала странный звук, похожий на гульканье голубей, – ладно, Чиррлпп, ты разыщешь маркиза де Карабаса. Понятно?
Голубка гулькнула в ответ.
– Молодчина. Понимаешь, это важно, поэтому лучше бы…
Птица прервала ее брюзгливым гульканьем.
– Извини, – сказала д'Верь. – Конечно, ты знаешь, что делаешь.
Поднеся птицу к окну, она подкинула ее в воздух. Ричард только пораженно наблюдал за этим ритуалом.
– А знаешь, если судить по воркованию, она как будто тебя поняла, – сказал он, глядя, как птица все уменьшается и наконец исчезает за коньком дальней крыши.
– По-всякому бывает, – ответила д'Верь. – А теперь остается только ждать.
Подойдя к книжному шкафу в углу спальни, она нашла «Мэнсфилд-парк», о существовании которого в своем доме Ричард даже не подозревал, и удалилась с книгой в гостиную. Ричард поплелся следом. Устроившись поудобнее на диване, д'Верь открыла книгу.
– Значит, это искаженное «Вера»? – спросил он. – Что?
– Твое имя. – Нет.
– А как оно пишется?
– «Дэ»-«Вэ»-«Е»-«Эр»-«Мягкий знак». Как то, во что входят.
– Гм. – И не зная, что еще сказать, спросил: – И что же это за имя такое?
А она посмотрела на него странными многоцветными глазами и ответила:
– Мое, – и вернулась к роману Джейн Остин.
Отыскав пульт, Ричард включил телевизор, потом переключился на другой канал. Потом еще на один. Вздохнул. Переключился на третий.
– Ну и чего мы ждем?
Д'Верь, не поднимая глаз, перевернула страницу.
– Ответа.
– Какого ответа? Она пожала плечами.
– А, ладно.
Когда с нее смылась хотя бы часть крови и грязи, кожа у нее оказалась очень белая. Интересно, она такая бледная от болезни или от потери крови? Или просто редко выходит на улицу? Что, если она побывала в тюрьме? Хотя нет, для этого она слишком молодо выглядит. Может, сказав, что она сумасшедшая, высокий говорил правду…
– Послушай, когда приходили эти двое мужчин…
– Мужчин? – Опаловые глаза расширились и вспыхнули.
– Круп и, как там его, Вандербильт.
– Ван-дер-мар. – С мгновение она задумчиво смотрела перед собой, потом кивнула: – Да, пожалуй, их можно назвать людьми. У каждого – две руки, две ноги, одна голова.
– Когда они зашли в квартиру, – продолжал Ричард, – где ты была?
Лизнув палец, она перевернула страницу.
– Здесь.
– Но…
Он замолчал – а что тут можно сказать? В квартире ей было спрятаться решительно негде. Но из квартиры она не выходила. Однако же…
В углу зашуршало, и из-под груды видеокассет у телевизора выскочило что-то темное размером чуть больше мыши.
– О Боже! – крикнул Ричард и изо всех сил швырнул в незваного гостя пультом, который с грохотом ударился о кассеты. Темное существо словно растворилось в воздухе.
– Ричард! – возмущенно воскликнула д'Верь.
– Все в порядке, – сказал он и пояснил: – Думаю, это всего лишь крыса.
– Ну конечно, это крыса! – Девушка пробуравила его сердитым взглядом. – А ты напугал бедняжку.
Оглядев комнату, она приоткрыла рот и, прижав язык к передним зубам, издала негромкий свистящий звук.
– Эй? – позвала она, потом, забыв про «Мэнсфилд-парк», стала на колени. – Эй?
Она снова прожгла Ричарда взглядом.
– Не дай бог ты ее ранил… – пригрозила она, а потом мягче обратилась в пространство: – Мне очень жаль, он последний кретин. Выходи.
– Я не кретин, – оскорбился Ричард.
– Ш-ш-ш, – оборвала она. – Эй?
Из-под дивана блеснули два черных глаза. Потом показался розовый нос. Наконец зверек вылез и подозрительно огляделся по сторонам. «Все-таки крыса, – решил Ричард. – Для мыши она слишком велика».
– Здравствуй! – тепло сказала д'Верь. – С тобой все в порядке?
Она протянула руку. Взобравшись на ладонь, грызун пробежал вверх и удобно устроился на сгибе локтя. Д'Верь погладила его пальцем по спинке. Крыса была темно-бурая, с длинным розовым хвостом. На боку у нее белело что-то, подозрительно напоминавшее листок свернутой бумаги.
– Это крыса, – сказал Ричард, чувствуя, что бывают времена, когда можно простить человека, говорящего очевидные вещи.
– Ну да. Ты собираешься извиниться? – Что?
– Извиниться.
Может быть, он неверно ее расслышал? Или, может, это он тут сошел с ума?
– Перед крысой?
Д'Верь промолчала – довольно многозначительно.
– Мне очень жаль, – с достоинством сказал Ричард крысе, – если я тебя напугал.
Крыса подняла на д'Верь блестящие глазки.
– Нет, он искренне говорит, – сказала девушка. – Это не пустые слова. И что у тебя для меня есть?
Ее пальцы повозились на боку крысы и наконец отвязали сложенный во много раз кусочек бурой бумаги, прикрепленной чем-то, что показалось Ричарду слишком уж похожим на ярко-синюю резинку.
Это действительно был листок бурой бумаги с обтрепанными краями и каракулями черными чернилами. Прочтя послание, д'Верь кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105