Потом вновь вспыхнул свет, и на какое-то время
страшное голубое сияние осветило все, что находилось в доме: очаг, горшки,
силуэт матери, беззвучно спавшей на своем петлатле перед дверью, ручеек
воды, бежавшей по земляному полу. Свет исчез, и снова загремел гром. Он
был таким раскатистым, что заполнил, должно быть, всю долину. Когда боги
играют, говорили жрецы, они разрушают горы и раскидывают гигантские
валуны, как бросили их, закидывая выход из долины.
Голова Чимала болела, когда он сел; значит, эта часть сна была
правдой. Он выпил слишком много окти. Его мать беспокоилась, он припомнил
это теперь, потому что пьянство считалось священной вещью и полного
опьянения можно было достигать лишь в дни празднеств. Что ж, он устроил
свой собственный праздник. Он откинул циновку и шагнул под дождь, позволив
ему омыть запрокинутое кверху лицо и побежать по телу. Влага полилась в
его открытый рот, и он проглатывал эту сладкую жидкость. Голове его стало
лучше, а кожа хранила приятное ощущение чистоты. И теперь будет вода для
побегов, и урожай еще сможет оказаться хорошим.
Вспышка вновь осветила небо, и он сразу вспомнил о полосе света,
виденной им после захода солнца. Может ли этот свет быть тот же
происхождения? Нет, этот свет извивался и змеился, а тот был прямым, как
стрела.
Дождь перестал быть для него приятным: ему стало холодно и не
хотелось думать о том, что он видел накануне вечером. Он повернулся и
быстро вошел в дом.
Утром сны медленно выпустили его из своих объятий, как и каждый день
в его жизни. Мать была уже на ногах и разводила очаг. Она ничего не
сказала, но даже повернутая к нему спина выражала неодобрение.
Дотронувшись до лица, он обнаружил, что подбородок его густо зарос
щетиной: ему давно бы стоило о нем позаботиться. Он наполнил сосуд водой и
покрошил копалксотл, сухой корень мыльного дерева. Потом, взяв сосуд и
нож, прошел за дом, где его встретили первые лучи солнца. Тучи разошлись,
день обещал быть ясным. Он густо намылил лицо и нашел на уступе камня
лужицу, в которой ясно виднелось его отражение. Это помогало при бритье.
Решив, что его щеки достаточно гладкие, он провел по ним ладонями и
снова наклонился над лужицей, проверяя, не оставил ли он небритым
какой-нибудь кусочек. Лицо, глядевшее на нем из воды, показалось ему почти
незнакомым, так он изменился за последние несколько лет. Подбородок его
стал широким и квадратным и отличался от подбородка его отца, про которого
все люди говорили, что он был хрупкого сложения. Даже теперь, когда он
находился один, губы его были твердо сжаты, и рот казался таким же
твердым, как линия, проведенная на песке. Опыт многих лет молчания. Даже
серые глаза под густыми темными бровями таили, казалось, скрытое
выражение. Белокурые волосы, подстриженные ровной линией, падали на плечи
и обрамляли высокий лоб. Мальчик, которого он хорошо знал, ушел, уступив
место мужчине, которого он не знал. Что означали странные события
прошлого, мучившие его, и еще более странные события настоящего? Почему он
не мог жить в мире, подобно остальным?
Он осознал чьи-то шаги за своей спиной, и его изображение в воде
шевельнулось. Куаухтемок, вождь его клана, строгий, неулыбающийся.
- Я пришел поговорить с тобой о твоей свадьбе, - сказал он.
Встав рядом с вождем, Чимал обнаружил, что он на несколько дюймов
выше его - им давно уже не приходилось стоять рядом. Что бы он ни сказал,
все казалось неверным, поэтому он промолчал. Куаухтемок сощурился на
солнечный свет и потер подбородок мозолистыми от работы пальцами.
- Мы должны держать клан в единении. Такова, - он понизил голос, -
воля Омейокана. Есть девушка Малиньчи, она в нужном возрасте, и ты в
нужном возрасте. Вы поженитесь вскоре после праздника урожая. Ты знаешь
девушку?
- Конечно, я ее знаю. Поэтому я и не хочу на ней жениться.
Куаухтемок был удивлен. У него не только расширились глаза, но он
даже тронул щеку в жесте, который означал "я удивлен".
- Твое желание не имеет значения. Тебя учили повиновению. Никакая
другая девушка не подходит, так сказала сваха.
- Я не хочу жениться ни на этой девушке, ни на какой другой. Не
теперь. Я не хочу сейчас жениться...
- Ты был очень странным, когда был мальчиком, и жрецы знали об этом,
и они побили тебя. Тебе это пошло на пользу, и я думал, что с тобой все
будет хорошо. Теперь же ты говоришь так, как говорил, когда был маленьким.
Если ты не сделаешь того, что я тебе велю, тогда... - он заколебался,
выбирая решение, - мне придется сказать жрецам.
Перед глазами Чимала внезапно возникло видение черного ножа на белой
голове Попоки. Если жрецы решат, что им завладел бог, они пожелают
освободить его от этой ноши. Да, так оно и будет, понял он с внезапной
ясностью. Лишь два пути открыты перед ним, большего выбора никогда не
было. Он может сделать то, что делали другие, или же он может умереть.
Выбор в его руках.
- Я женюсь на девушке, - сказал он и повернулся, чтобы набрать ночной
земли и отнести ее в поле.

5
К то-то передал чашку с окти, и Чимал уткнулся в нее лицом, вдыхая
кислый, сильный запах, прежде чем начал пить. Он один сидел на новой
травяной подстилке, но со всех сторон был окружен шумными членами клана
его и Малиньчи. Они болтали, даже кричали, чтобы их было слышно, в то
время как молодые девушки разносили кувшины с окти. Все они размещались на
песчаной территории, сейчас чисто выметенной, которая находилась в центре
деревни.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10