Впрочем, морщины у орлиного носа и рта и складка между бровями говорили скорее не о его возрасте, а о трудной судьбе. На нем были фрак с длинными фалдами, атласная жилетка и бабочка, но все говорило о том, что он – плантатор: вид патриция, легкий запах дорогого табака, безукоризненный блеск высоких кожаных ботинок. Левую ногу Антуана заменял протез. Он служил в кавалерии конфедератов, пока не получил маленькую дробину в колено. За спасение ноги пришлось серьезно побороться – и Филиппу, и Генри, и Эммануэль, но все же ампутации избежать не удалось. Впрочем, Антуан все равно был обречен, поскольку одна пуля в том бою попала ему в живот и привела к неизлечимой болезни. Он мог прожить еще два года, может быть, пять, но состариться ему было не суждено.
– Антуан, – произнесла Эммануэль снова, сжимая, может, чересчур сильно его левую руку выше кисти. – Я должна с тобой поговорить.
Она заметила удивление в его светло-карих глазах.
– Да, конечно, дорогая. – Он бросил взгляд на Флетчера, усердно фиксирующего что-то в своей записной книжке. – Возможно, нам следует удалиться из комнаты.
Они молча вышли из столовой в заднюю галерею. В этот час небо было уже темным, воздух наполняли запахи жасмина и жимолости, свежих олив и апельсинов, росших в темном саду.
Антуан достал из кармана сигару. Взявшись за поручень, Эммануэль смотрела вниз, на слабо белеющие в лунном свете цветы.
– С тобой все в порядке, Эммануэль? – тихо спросил Антуан. – Даже при том, сколько ты всего видела, убийство не могло быть для тебя легким зрелищем.
Эммануэль повернулась, чтобы поблагодарить его улыбкой.
– Все нормально.
Из всех друзей Филиппа ей всегда больше всех нравился Антуан. Он был в семье единственным сыном, получил хорошее образование, но родители хотели, чтобы он продолжил дело отца и в один прекрасный день взял на себя руководство плантациями.
– Что-то случилось? – встревожился Антуан.
Эммануэль кивнула.
– Этот начальник военной полиции янки тебя видел?
– Нет. Зачем я ему? Если только…
Он сузил глаза, кончик его сигары отчетливо алел в полумраке.
– Это правда? В Генри выстрелили миниатюрной стрелой из арбалета? С серебряным наконечником? Бог мой! – Он шагнул назад, кончик его костыля глухо ударил о деревянный пол. Остановившись, Антуан повернулся к ней снова. – В полиции об этом знают?
– О наборе для убийства вампиров, что ты подарил Филиппу? Не думаю. Но, Антуан… – Она осеклась, поскольку невдалеке послышались шаги и голоса.
Антуан предостерегающе прижал палец к ее губам.
– Нам не следует говорить об этом здесь.
Эммануэль кивнула.
– Ты можешь прийти в больницу завтра утром?
– Да, конечно.
Она заглянула в переполненную комнату.
– Я не вижу Клер. Она здесь?
Антуан отрицательно покачал головой:
– Почему тебя это интересует? – В неровном свете газовых фонарей его лицо казалось бледным и напряженным.
– Она была этим утром в больнице, когда пришел Зак Купер, и могла что-нибудь ему сказать.
– Сомневаюсь. – Антуан сжал зубами кончик своей сигары. – А он довольно интересный человек, этот начальник военной полиции. Совсем не похож на Батлера и остальных политиканов и юристов из его банды.
– Разве? – Эммануэль откинулась на железную решетку ограждения галереи, ее локти оперлись на поручни.
– Это обычный кавалерийский офицер, окончивший Вест-Пойнт. Он попал сюда из-за какой-то раны.
– Из-за ноги, – кивнула Эммануэль и, видя, как Антуан удивленно поднял бровь, поспешно добавила: – Он хромает. Наверное, у него не много опыта в полицейских делах.
– Я думаю, ты ошибаешься.
– С чего бы? – покачала головой Эммануэль.
– На Западе, где он охранял форт Маккена, произошло сенсационное убийство. И именно он поймал убийцу. Об этом писали во всех газетах несколько лет назад.
Где-то вдалеке зазвонил соборный колокол.
– Я никогда об этом не слышала, – произнесла Эммануэль, ее голос прозвучал на удивление отчужденно.
Антуан улыбнулся:
– Ты редко обращаешь внимание на то, что не связано с медициной, моя дорогая.
Молиться начали примерно через полчаса.
Хотя Генри Сантер родился в католической семье, жизнь заставила его потерять веру в Бога. Медленно пропуская между пальцами бусинки четок, Эммануэль улыбнулась при мысли о том, что сказал бы Генри, если бы увидел, как она тихо произносит молитвы над его окруженным свечами телом. Она решила, что Генри понял бы ее. Погребальный ритуал создан больше для того, чтобы успокоить живых, чем помочь мертвым.
Они еще не дочитали последние десять молитв, когда Эммануэль услышала неровный звук шагов по ступенькам и увидела в двери высокую фигуру в синей форме. Прибывший двинулся по галерее для беседы с рыжим ньюйоркцем.
Итак, он пришел, подумала Эммануэль; ее дыхание стало быстрым. Ей следовало бояться этого появления, однако никакого страха она не почувствовала. Этот человек, подумала она, ее враг. Он подозревал ее в соучастии в убийстве и мог приговорить без суда и следствия. Он был угрозой для нее и в другом отношении, но об этом Эммануэль не рассказала бы и своей лучшей подруге. И, несмотря на все это, при его появлении она почувствовала радость.
Глава 8
– Привратник кладбища Святого Людовика никого не видел, – произнес Зак. Вечерний бриз приятно согревал его лицо. Чтение молитв заглушалось стрекотом кузнечиков и шумом фонтана в темном саду.
Из задней галереи городского дома Генри Сантера Зак мог видеть слабо освещенную столовую и переднюю гостиную. То, что идет война, подумал он, можно было определить, взглянув на собравшихся. Здесь присутствовало много женщин в траурной одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90