Но он от нее не откажется! Отдать ее Оттербери? Судьба давала Оттербери шанс сделать Пруденс счастливой, но вместо этого он покинул ее в самой ужасной ситуации, в какую только может попасть женщина, оставил на милость сурового и жестокого родственника. Оттербери не заслуживает уважения. Может быть, более достойному человеку Гидеон ее бы уступил.
Нет, мрачно подумал он. Никогда! Он никому ее не отдаст!
Пруденс нужно счастье. И Гидеону нужно стать единственным, кто может ей его дать. Он подходящий человек для этого. Единственный.
И Гидеон дал клятву, первую в своей взрослой жизни. У этой клятвы не было свидетелей, он даже не произнес ее вслух. Но он вложил в нее всю душу: он женится на Пруденс Мерридью и всю жизнь посвятит тому, чтобы для нее сбылось обещание, которое она дала сестрам: обещание солнца, смеха, любви и счастья.
Глава 17
Любовь никогда не умирает от голода,
Но ее часто убивает пресыщенность.
Нинон де Ланкло
Часы в холле тикали с мучительной медлительностью. Часовая стрелка медленно подползала к цифре «два». Пруденс расхаживала по верхней площадке лестницы. В ее голове эхом отдавался разговор с лордом Каррадайсом. После того как он ушел, она ни о чем другом не могла думать. Она его правильно поняла. «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я».
Это явно признание. Он ее любит. Возможно, даже больше, чем она – его.
Пробило два. Пруденс взглянула в зеркало и поправила выбившийся локон. Она оделась тщательно, стараясь придать себе безмятежный вид. Влажными руками она расправила юбки. Она сможет выполнить свою задачу.
Как только утих бой часов, звякнул дверной колокольчик. Даже мальчиком Филипп отличался пунктуальностью. Это одна из его добродетелей.
Дворецкий Шубридж вяло пошел к двери, по дороге он остановился и со сводящей с ума неторопливостью поправил букет в вазе. Когда колокольчик звякнул снова, Шубридж величавым жестом распахнул дверь. Пруденс посмотрела вниз. С лестничной площадки входа в дом не было видно, но она услышала тихий рокот мужских голосов, потом шаги по полированному паркету и, наконец, в поле ее зрения появился Филипп. Он переоделся, заметила Пруденс. Шубридж взял у него пальто, высокую касторовую шляпу и черную, с серебром, резную трость, прежде чем проводить его в гостиную. Волосы Филиппа были тщательно завиты и напомажены по последней моде. Сапоги блестели, сюртук плотно облегал фигуру. Филипп стал светским щеголем.
Пруденс проглотила ком в горле. Четырехлетняя прелюдия подошла к концу. Набрав в грудь воздуха, она медленно пошла вниз по лестнице.
Годами она воображала себе возвращение Филиппа и жила ожиданием встречи. Сейчас она могла думать только о Гидеоне и его словах, которые заставили ее сердце – увы, слишком поздно! – петь от счастья. По иронии судьбы, когда Гидеон произносил эти слова, она думала о предстоящем разговоре с Филиппом.
Пруденс вспомнила, какое у него было лицо, когда она попросила его уйти. От волнения она почувствовала себя неловко. Все-таки он мог бы подождать, когда она придет к нему со свободным сердцем. Свободной, чтобы сказать ему «да». Она бы это сделала.
Она повторяла про себя согревавшие душу, прекрасные романтичные слова:
Приди, любимая моя!
С тобой вкушу блаженство я.
Пруденс не сомневалась, что если кто-то и может подарить ей блаженство, то это Гидеон. От этой мысли она вздрогнула. Строчки стихотворения эхом отдавались у нее в голове, когда она спускалась по ступенькам.
Цветы вплету я в шелк волос И ложе сделаю из роз.
Ложе из роз. Конечно, там могут случайно оказаться и шипы, но с Гидеоном кто их заметит?
Зажгу на башмаках твоих Огонь застежек золотых.
Ей не нужно золотых застежек на башмаках. Это слишком экстравагантно. Не говоря уже о том, что давно не модно. Когда она будет свободна, она придет к нему босой!
Пруденс подошла к двери гостиной. Пора оставить грезы о безрассудной любви, мечты о блаженстве на ложе из роз с темноглазым смеющимся мужчиной. Сначала надо разобраться с тем, что она совершила в жизни, и только потом двигаться дальше.
– Здравствуй, Филипп, – сказала она, входя в гостиную.
– Моя дорогая Пруденс! – Филипп положил руки ей на плечи и осторожно поцеловал в обе щеки.
Словно покинув собственное тело, Пруденс глазами стороннего зрителя бесстрастно наблюдала их встречу. От Филиппа пахло чем-то экзотическим, наверное, пачулями и мускусом. Так благоухал дворецкий лорда Динзтейбла. Как странно и как нелепо в объятиях долгожданного жениха вспоминать чьего-то дворецкого.
Филипп наконец отпустил ее.
– Ах, Пруденс, Пруденс! – воскликнулон. – Как ты выросла! – Он посмотрел на нее и поцеловал в губы.
Охваченная чувством вины, Пруденс вытерпела это. Он не так целовал ее в прошлом. Теперь его губы стали настойчивыми и требовательными. Пруденс крепко сжала рот.
Его пыл сбил ее с толку. Она этого не ожидала. А следовало бы. По его мнению, они еще помолвлены.
Он разжал объятия, и Пруденс быстро отступила назад.
– Я вижу, ты все такая же застенчивая мышка. Пруденс попыталась улыбнуться, чтобы смягчить свой отказ.
– Это было так давно, Филипп. Прости...
– Должен сказать, что ожидал более теплого приема, малышка Пруденс, – сказал он. – Если помнишь, когда ты была девочкой, мы делали гораздо большее.
– Только один раз. К тому же я этого не хотела, – возразила она. – И последствия...
Она не закончила фразу. Нечестно встречать его жалобами и упреками. К чему, после стольких лет разлуки. С тех пор много воды утекло. С этим мужчиной у нее все кончено.
– Извини, Филипп, – смягчила она тон. – Мы не такие, как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116