К тому же, очевидно, она искренне полюбила ее меченного уродливым шрамом сурового сына. Вероятно, Эстер смогла увидеть в нем то, что другим было недоступно.
– Я не умру? – шепотом спросила Эстер после нескольких минут забытья, которые Михриме показались часами.
– Конечно, нет. Лекарь зашил твою рану. Он сказал, что ты скоро поправишься, а на память останутся лишь крохотные шрамы.
Лицо Эстер исказилось в страдальческой гримасе. Михрима поспешила к двери и приказала дежурившей там рабыне принести кубок с шербетом.
– Где Халид? – спросила Эстер.
– Пытается ухватиться за кончик оборванной нити, хотя это бесполезно. Убийца мертв, а те, кто нас охранял, – тупые ротозеи. Я восхищаюсь твоей храбростью, ты спасла мне жизнь!
– Если бы я сознавала, что убийца покушается на тебя, я бы не стала ему мешать, – неожиданно для себя самой выпалила Эстер.
– То, что ты сказала, – неправда, – покачала головой Михрима. – Ты нарочно чернишь себя.
– Надеюсь, твои слова не означают, что ты теперь меня полюбила?
– Нет, но я узнала тебя получше.
– А как поживает Омар?
– Маленький евнух полностью выздоровеет к утру. Лекарь осмотрел его и дал лекарство.
Юная рабыня внесла кубок с шербетом и удалилась. Михрима добавила туда немного порошка, размешала пальцем и предложила напиток невестке. Эстер резко мотнула головой.
– Выпей шербет.
– А потом я засну?
– Да.
– Во сне я вижу кошмары.
– Какие?
– Они тебя не касаются. – Эстер была настороже и натянута как струна. – Лучше скажи, за что ты презираешь своего сына?
Михрима в крайнем изумлении уставилась на невестку и довольно долго хранила молчание.
– Несмотря на его прегрешения, я своего сына люблю, – наконец заявила она.
– Лгунам в вашей стране отрезают языки, – как бы между прочим заметила Эстер.
– Откуда ты взяла, что я не люблю своего единственного сына?
– Я слышала, как ты обвиняла его в гибели своих детей.
– Когда это было?
– Неважно, но я слышала это из твоих собственных уст.
– Временами горечь от утрат затуманивает мой мозг, и невольно обидные слова срываются с языка, – призналась Михрима. – Из-за своего уродства Халид должен быть готов к оскорбительным высказываниям в свой адрес, особенно со стороны женщин.
– О каком уродстве ты говоришь?
– О его шраме.
– Это не уродство. Это знак воинской доблести.
– Рада слышать это от тебя, – с сомнением в голосе произнесла Михрима. – Может быть, аллах и предназначил тебя, по мудрости своей, в жены моему сыну. Плохо лишь то, что он, всемогущий, ошибся немного и прислал дикарку.
Эстер оскорбилась, хотела вскочить и дать бой, но, пронзенная болью, вновь упала на подушки. Обида, беспомощность и боль – все вместе заставили ее горько заплакать на глазах у враждебно настроенной к ней свекрови.
Вошедшему в этот момент Халиду она пожаловалась:
– Твоя мать довела меня до слез. И рука болит нестерпимо.
Халид уже был готов обрушиться на мать.
– Я только хотела успокоить ее, – защищалась Михрима.
– Ты никого не способна успокоить. А все потому, что ты и есть воплощенное зло.
Оскорбленная до глубины души, Михрима направилась к двери, но с порога все же решилась дать совет:
– Если упрямая дура выпьет шербет, прописанный ей лекарем, то боль ее утихнет.
В ответ Эстер собралась с силами и крикнула:
– Ты зловредная, ядовитая ехидна, оставь меня без своих лживых советов!
– Я навещу тебя завтра утром, дорогая, – пообещала Михрима с улыбкой на устах.
– Чтобы убедиться, что я при смерти? – спросила Эстер.
– Разумеется, дорогая, – откликнулась свекровь уже из коридора.
– Обожди! – позвала ее Эстер. Михрима появилась в дверях спальни.
– Ты научишь меня, как дурачить торговцев? Михрима заметно смутилась.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Я хочу научиться обводить вокруг пальца торговцев, как это делала ты сегодня. Халид подавился смешком.
– Торговаться – это не значит дурачить, – попыталась поставить на место зарвавшуюся невестку Михрима. – Все продавцы к этому привыкли и именно этого ждут от покупателей.
– Сможешь научить меня? – настаивала Эстер. Михрима выдержала паузу, как бы раздумывая, потом сказала:
– С одним условием. Если ты выпьешь шербет.
– Хорошо. – Эстер пошла на мировую. Халид поднес жене кубок с шербетом. Эстер сделала маленький глоток.
– Все до дна, – строго сказала Михрима.
– Ведьма! – пробормотала Эстер, чем вызвала усмешку Халида.
Когда она проглотила последнюю каплю, Михрима, не скрывая своего торжества, удалилась.
Халид отставил пустой кубок и присел на краешек кровати.
– Ты страдаешь по моей вине. Я не должен был выпускать тебя из дома, когда Форжер бродит где-то поблизости.
– А какое отношение имеет к этому делу Хорек?
– Бьюсь об заклад, что именно он организовал покушение.
– Кинжал был нацелен на твою мать, а не на меня, – резонно заметила Эстер.
– Разве это так важно, на кого покушался убийца? – Вопрос Халида показался ей странным.
– У Форжера нет причины убивать твою мать. Я сомневаюсь, что он направлял руку убийцы.
– Кроме него, некому, – возразил Халид. – Он стоит за этими всеми покушениями.
– Для чего ему нужна смерть твоего кузена?
– Хорек ненавидит всех нас. Моя семья держит его в постоянном страхе.
– Но это не самая веская причина, чтобы лишать жизни твоих родственников. Чаще всего злоумышленником является тот, на кого люди и не подумают. Вполне возможно, что за всем стоит женщина.
Халид не смог сдержать улыбку.
– В чем дело? Я сказала что-то смешное?
– Ты становишься очаровательной, когда, наморщив лобик, пытаешься рассуждать о причинах и мотивах преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114