- Потерю завтрака считай своим пожертвованием господу богу, - ласково сказала ей сестра Модеста. - Христос охотно принимает от нас такие маленькие жертвы. Святая Тереза, питаясь салатом, всегда большую часть его жертвовала святому чаду.
- Тогда я жертвую свой кисель святому Франциску, - бухнула вдруг Йоася, искоса взглянув в нашу сторону.
Мы смотрели, как она, держа стакан обеими руками, с жадностью уплетает кисель за обе щеки, и ненавидели ее всё больше и больше. Сестра Модеста, не спуская глаз с Йоаси, перешептывалась о чем-то с сестрой Романой.
- Пойдемте отсюда, а Йоася и святой Франциск пусть спокойно допивают свой киселек! - И Гелька, засмеявшись побежала в столовую, увлекая нас за собой.
После обеда сестра Модеста холодно сказала:
- Гелька в наказание будет лишена сегодня рекреации, - и, направляясь уже к дверям, она добавила сердечным тоном, обращаясь к Йоасе: - Возьми, Йоася, плащик. Вместе со мною пойдешь на вечерню к отцам-иезуитам…
Когда Йоася укладывалась спать, из-под одеял раздавались голоса:
- Возьми, Йоася, плащик!
- Йоася, может, хочешь кисельку?
- А как святой Франциск - отблагодарил он тебя за сухарики? - И прочее в том же духе.
Йоася расплакалась. Но ни одна из девушек не подошла к ней, не заговорила с нею. По молчаливому сговору, она была лишена и той небольшой радости, с которой мы, несмотря на бдительное око монахинь, иногда приходили друг к другу и которая несколько сглаживала наши приютские невзгоды. Радостью этой была моральная поддержка друг друга.
Хорошо понимая, что именно она потеряла, чего лишилась, Йоася выплакивала в соломенную подушку всю свою обиду и печаль. Она рыдала так громко и так жалобно, что Гелька, не в силах больше слушать это, подняла голову с подушки и сказала со злостью:
- Чего рычишь? Кончи завтра выдуриваться, тогда простим.
- Хо… хо… хорошо.
Однако на другой день к ней снова спустилось с неба божественное призвание, и всё осталось по-прежнему.
Видя, что сестра Модеста, как и накануне, продолжает внимательно наблюдать за нею, Йоася после общей молитвы снова осталась на коленях молиться в часовне. Она прижала руки к груди, вознесла очи к небу и, забыв о завтраке, провела в молитве минут двадцать. В тот же день сестра Модеста освободила ее от обязанности убирать монастырский двор.
- Будешь присматривать за пеларгонией на окнах и в тех горшках, что на веранде, - сказала она ей.
- Эту Йоаську надо отлупить, - решительно заявила Гелька. - Мы трудимся, как волы, а она, видите ли, будет обтирать листочки на пеларгониях. Сегодня сестра Модеста снова вынесла ей что-то съедобное из трапезной.
- Изобьем ее, - поддержала я Гельку.
- Когда? - заинтересовалась Зоська.
- А тебе какое дело? Ты ведь сама донесла хоровым сестрам о божественном призвании Йоаськи. С этого все и началось.
Сидя в одних рубашках, свесив с коек голые ноги, мы с нетерпением поджидали в спальне Йоаську. Но вместо нее появилась сестра Модеста.
- Спать, спать, девчата! Почему сидите?
- А где Йоаська?
- Осталась в часовне молиться.
- За кого?
- У сестры Дороты болят зубы. Йоася молится за нее.
В понуром молчании мы укладывались спать.
Рано утром сестра Модеста, раздав несколько тумаков малышам, не желавшим вылезать из-под одеял и громко хныкавшим, заботливо склонилась над Йоаськой, которая блаженно нежилась в постели:
- Йоася, у сестры Дороты перестали болеть зубы…
При этом лицо монахини светилось радостью и вдохновением. Она поправила одеяло на ногах громко позевывающей Йоаси, потом выпрямилась и взволнованным голосом запела утреннюю молитву: "Утреннюет бо дух мой ко храму святому твоему…"
Вынося из кухни ведра золы, я с жадностью ловила каждое слово нашей опекунши, которая беседовала со старой сестрой Романой, а та согласно кивала ей головой:
- …Бог мог высмотреть себе… Такая маленькая девчушка… Сколько есть подобных случаев… Возьмем хотя бы Бернадетту… А Йоася ведь значительно религиознее ее…
В этот же день Йоася, вместо того, чтобы вместе с нами колоть дрова, молилась в часовне за здоровье сестры Романы, которую донимал чирий. Правда, чирий, к которому всё время прикладывались компрессы, вскоре лопнул без чьей-либо помощи, но тем не менее Йоася всё же получила от сестры Романы стакан сливового компота и кусочек материи, потертой о кость святой Кинги. А матушка-настоятельница, до которой уже дошли слухи о благотворном действии Йоаськиных молитв, вручила ей несколько святых образков.
- Смотрите, эта мартышка уже творит чудеса! Лечит чирий и зубы, - ревела от злости и зависти Сабина, которую Йоаськины успехи лишили покоя и сна. - Я тоже молилась, когда у сестры Станиславы была чесотка, и она у нее прошла. Честное слово, прошла, - уверяла Сабина сестру Модесту, которая слушала ее откровения с презрительной усмешкой. - Не верьте, сестра, Йоаське! Сегодня ночью мне святой Антоний говорил, что между нами проползет змея. Вот она-то и является этой змеей! Говорю же сестре, пусть сестра меня выслушает! Она даже и молитв-то не читает, а только вид делает, что молится!
- Зависть, зависть, Сабинка, - презрительно ответила сестра Модеста. - Завидуешь ей в том, чего сама не имеешь.
- Чего?
Сестра Модеста обвела презрительным взглядом наши злые физиономии и сказала с какой-то обидой в голосе:
- Может быть, эта маленькая душа, одаренная божьей милостью, призвана исполнить специальную миссию.
- Какую?
Поскольку монахиня молчала, мы начали громко и настойчиво кричать:
- Ну что же, пусть сестра говорит! Почему сестра замолчала? Мы хотим знать, какая такая миссия у Йоаси? Какая?! А?!
- Расшевелить ваши окаменевшие сердца, - отрезала монахиня и, ни на кого не глядя, вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88