- И стоило тебе так для них стараться! Кристина никогда никому такой подлости не сделала бы. Ты не принимай близко к сердцу их глупой болтовни. Они просто завидуют тебе - и всё тут! Они никак не могут простить тебе, что ты пошла на эту службу… На это место, - быстро поправилась Аниеля. - Они готовы утопить тебя сейчас в ложке воды. Но я остаюсь твоим другом, как была им и раньше…
Так болтала Аниеля всю дорогу, несмотря на то что Луция не обмолвилась ни единым словом.
С этого дня в Луции произошел какой-то надлом. Она выглядела всё хуже и хуже, и это начинало не на шутку нас тревожить. Луция похудела еще сильнее, лицо ее сделалось прозрачным, а глаза такими огромными и блестящими, какими они еще никогда у нее не были. То ли плохо, то ли хорошо было ей в доме горбатой графини - мы об этом так и не узнали. Луция молчала, словно разговор о новой должности мог оскорбить ее или доставить ей большие неприятности. Молчали и мы. И только кипы чулок старой графини, которые Луция приносила домой для штопки и над которыми просиживала допоздна, напоминали нам о ее новых обязанностях.
Готовя вечером уроки и глядя на темноволосую голову Луции, склоненную над чулками, я шептала:
«Терзаясь одною и той же тоскою,
Мы стали чужими друг другу в тот час,
И наша тоска, как враждебная сила,
Вдруг встала меж нами и нас разлучила,
В сердца пролила нам губительный яд,
Сердца отравлявший, туманивший взгляд.
Не стало тех чувств, что нас прежде сближали,
И, словно немые, мы оба молчали…"
И в самом деле: тоска, которая была в Луции, в грязной шерсти шарфиков, в старых чулках графини, содержала в себе яд ненависти. У меня было такое впечатление, будто сам воздух в нашей комнате был отравлен. Еще никогда такая безнадежная атмосфера не царила у нас, и никогда еще Луция не была такой далекой и такой почти чужой, как теперь. Порою, когда я, подперев голову рукой, наблюдала за выражением ее лица, во мне вдруг пробуждалась робкая надежда, что вот-вот она обратится ко мне и скажет хоть несколько слов. Луция поднимала голову, осматривалась вокруг, блуждающий взгляд ее огромных, блестящих глаз скользил по нашим лицам и, казалось, пронзал насквозь стены дома. Но мгновение проходило, Луция снова опускала голову, а я склонялась над тетрадью.
Аниеля прибегала почти каждый день. Пронырливая и бесцеремонная, она старалась проникнуть в тайну душевных переживаний Луции.
- Ну, как там у тебя дела? Перепало тебе от старухи какое-нибудь платьишко? Покажи! У старухи должен быть полный шкаф юбок. Уж ты, наверно, разглядывала их, а? Признайся, примеряла ведь платья какой-нибудь из дочерей графини?
Луция пыталась сдерживать этот словесный поток, но Аниеля не давала ей проронить ни слова.
- Меня ты не должна стесняться. Лучше скажи сразу, что, как только дочки графини уходят, ты начинаешь рыться в шкафах! В этом ведь нет ничего плохого! А платью-то ничего не сделается, если ты его примеришь. Ты ешь вместе с дворней или с графиней? Масло тебе дают или нет? Целина говорила, что видела тебя на Плянтах, как ты прогуливала собачек. Ты сама их купаешь или прислуга?…
Меня коробило от такой беспрерывной болтовни, а потому я совершенно не удивлялась, что после каждого визита Аниели Луция становилась почти совершенно больной.
Со временем я всё же привыкла к ее навязчивости, к ее болтовне и была крайне удивлена, когда однажды, прибежав к нам, Аниеля, вместо расспросов о тряпках и сплетнях графского дома, заговорила о чем-то совершенно новом:
- Мы готовимся провести в клубе торжественное собрание, посвященное Дню независимости. Будет множество гостей, приглашенных Кристиной, Ей особенно важно то чтобы собрание прошло безупречно. Нас будет рассматривать столько людей, и все они - сливки высшего общества друзья и знакомые нашей председательницы. Тебе предстоит выступить в живой картине и продекламировать стихотворение. Возьми вот его и прочитай про себя.
Луция молча прочитала стихотворение и отодвинула в сторону лист бумаги.
- Я не смогу это говорить.
- Почему? Горло у тебя болит?
- Горло у меня не болит, только это стихотворение не устраивает меня.
- Как это - не устраивает? Что ты болтаешь? Это хорошее стихотворение. Сама Кристина выбрала его для тебя.
У Луции высоко взметнулись брови. Я с любопытством заглянула в текст. Это была одна из тех поэмок, которыми нас пичкали на школьных торжествах по случаю различных государственных праздников. Она воспевала маршала, двигающего нашу отчизну к вершинам славы: «Железная воля в великих свершеньях…», «Могучий орлиный полет на высоты…», «Бескрайние нивы созревших хлебов…» и даже «Негромкое слово юнца пред иконой…» Я зевнула и положила поэму на стол.
- Ну, и как? - нажимала на Луцию Аниеля. - Что передать Кристине?… Ты ведь только подумай, какие гости будут тебя слушать!
Луция прищурившись смотрела куда-то вдаль. Перекладывая листок со стихами из руки в руку, она наконец оказала громко и решительно:
- Передай пани председательнице, что я выступлю с декламацией на вашем собрании…
С этого момента не было дня, чтобы Аниеля не ворвалась в нашу комнату и не сообщила еще с порога восторженным тоном самые последние новости:
- Сегодня в клуб привезли ковры! Монтеры ремонтируют освещение! В зале уже установлены пианино и кресла! Кристина дала их взаймы из своего дома! Завтра повесим плюшевый занавес!
Накануне торжества Луция, расчесывая возле зеркала волосы, сказала мне:
- Ты приходи завтра вечером на собрание…
Мне припомнился тот вечер, когда я впервые выбралась в клуб. Сколько изменений произошло с того времени!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88