Время от времени она отрывалась от пяльцев и склонялась над покашливающей сестренкой. Иза продолжала температурить и заметно слабела со дня на день. Мать обивала пороги благотворительных комитетов, а потом, не добившись никакого результата, часами высиживала возле больной, с глазами, распухшими от слез. Однажды она сказала:
- Если бы удалось достать где-нибудь двести злотых, Изу можно было бы устроить у одной моей школьной подруги в Закопане. Продавать нам уже нечего. Даже если бы мы пустили в оборот одеяла, то получили бы от этого не более пятидесяти злотых.
Я взглянула на Луцию. Она склонила покрасневшее лицо над пяльцами, лихорадочно дергая шарфик.
- Это верно, что нам неоткуда взять двести злотых, - начала я размышлять вслух. - Вот если бы Луция нашла какое-нибудь место да попросила бы жалование за несколько месяцев вперед…
Я умолкла, встретив ее взгляд. Боже мой! Что это был за взгляд! Никогда в жизни мне не забыть его!..
Врач, который пришел на другой день, чтобы осмотреть Изу, сделал печальное лицо и сокрушенно покачал головой. А вечером Луция без единого слова положила на стол двести злотых.
Не притронувшись к ужину, она пошла спать. Натянув голову одеяло и отвернувшись лицом к стене, она лежала без движения, не засыпая, но и не обнаруживая признаков жизни.
В тот вечер мы ходили по комнате на цыпочках и говорили приглушенными голосами, то и дело бросал беспокойные взгляды в сторону кровати, на которой, скорчившись, лежала Луция. Никто из нас не осмелился о чем-либо расспрашивать ее.
Когда мать уехала с Изой в Закопане, в нашем жилище воцарилась еще более беспросветная, гнетущая скука. Как-то в один из таких особенно скучных дней, после полудня, не зная, чем заняться, я отправилась в клуб в надежде встретить там Аниельку и вместе с нею пойти потом на Плянты.
Мрачный зал «Клуба молодых полек» был пуст. Я намеревалась уже уйти обратно домой, когда услышала из-за двери в меньшую комнату чьи-то веселые голоса. Я подошла к двери на цыпочках и заглянула в замочную скважину. В комнате, в лучах яркого света, врывавшегося в окно, возле столика сидела пани Кристина. Около нее стоял молодой мужчина с симпатичным и приветливым лицом.
Я притаилась возле дверей, собираясь подслушать, о чем у них идет речь.
- «Заступник», «Голос Кармеля»… Чудесно! - мужчина отодвинул в сторону журналы, лежавшие на столе. - С каких это пор ты, Кристя, стала такой набожной?
Пани председательница неопределенно повела плечами.
- Оставь ты меня в покое! Ведь я сама-то их не читаю. А этим девчатам нужно дать какую-нибудь духовную пищу! Не так давно одна из них пыталась покончить самоубийством.
- Ну и что? Ты думаешь, что это, - мужчина потряс в руке одним из журналов, - могло бы ее спасти? Ха, ха!.. Нужно было дать девушке элегантное платье, по возможности подыскать ей хорошего парня…
- Да они все очень охотно это читают!
- Они бы предпочитали, наверно, всё же «Трендовату». Но вы все: и ты, и твои приятельницы - считаете что религиозность - святая святых филантропии… А там что у тебя? - указал мужчина на пачку исписанных листов бумаги.
- Это рефераты клубисток на тему: «Милосердие». Я еще не просматривала их…
- Покажи-ка мне. - Мужчина взял в руку несколько листков и, пробегая их глазами, продолжал говорить: - Я вижу, что ты не на шутку вошла в роль воспитательницы молодых душ. Есть только у меня сомнения, - правильный ли путь ты избрала? - Тут мужчина неожиданно прервал свои рассуждения и разразился громким, заразительным смехом. - Вот это да! Послушай только! Просто бесподобно!
И он начал читать:
«Составляя компанию матери в ее бесчисленных хождениях по святейшим дорогам благотворительности, я имела возможность присмотреться к тем людям доброй воли, которые призваны творить Милосердие. Вот почему Милосердие, - обрати внимание, Кристя: слово «Милосердие» написано с заглавной буквы… хм… - Вот почему Милосердие представляется мне в виде высокого здания; великолепный купол его возносится к небу, а нижняя часть покоится в болоте. В передней этого здания толпятся выжившие из ума святоши и педели, а в самом здании хозяйничают с четками в руках старые девы без приданого и без каких-либо видов на замужество…»
- Дай! - Кристина стремительно вырвала из рук мужчины листок бумаги и быстро пробежала его глазами.
- Это не относится к тебе, - рассмеялся мужчина, снова завладев «рефератом». - Лично о тебе здесь написано дальше. Вот послушай: «…дамы-филантропки от скуки и филантропки от каприза и того убеждения, что ничего иного им делать не остается. Эта компания людей, считающих своей профессией оказание услуг по части милосердия, - котел, в котором заквашены и непрерывно бродят духовное старье, неисполненные желания, неоправдавшиеся надежды и не нашедшие взаимности страсти. Окружен этот котел ореолом альтруизма и святости, однако в смраде святости бродит пена самых обыденных и низменных вожделений, тайных домогательств, закулисных интриг и торгашества».
Я смотрела, ошеломленная, как мужчина, закинув назад голову, хохотал во всё горло.
- Очень остроумно! Довольно ехидно, правда, но прежде всего - удивительно метко! Она должна была бы еще добавить, что всё это делается sub specie aeternitatis, в набожном стремлении быть зачисленным на лицевой счет вечности у господа бога!
- На мой взгляд, всё это очень нагло и заумно, - заметила пани Кристина раздраженным голосом. - Не нужно даже подписи, чтобы узнать, кто из клубисток является автором этого «сочинения».
- Э, не будем преувеличивать. Ведь девушка-автор почти полностью права. А что написала она свое сочинение темпераментно, - так тем лучше для слушателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88