Я тоже не обмолвилась больше ни единым словом до конца поездки.
После возвращения домой у меня появилось желание рассказать обо всем Луции. Ждать ее мне пришлось долго. Она пришла поздно вечером в сопровождении Стефана.
Слыша в коридоре их возбужденные голоса, я подумала: ну, снова будут ссориться…
О Стефане я знала только то, что он учился раньше в Академии изящных искусств, но из-за недостатка средств вынужден был покинуть ее. Он стал шофером. Поскольку такси, на котором он работал, принадлежало его другу, Стефан иногда брал нас по воскресеньям на загородную прогулку. Мне он совсем не нравился, потому что был, на мой взгляд, слишком тощий. Хотя Луция, видно, была иного мнения. Во всяком случае, однажды вечером я застала их целующимися в сенях. С того момента я с нетерпением ожидала, когда же Луция объявит о своем намерении обручиться со Стефаном.
Они вошли в комнату. Стефан сказал со злостью:
- Я хочу, чтобы мы кончили наш разговор. Скажи только, решилась ты окончательно или нет?
- Сними плащ, сядь.
Стефан снял плащ и сел, однако стакан чая, который поставила перед ним Луция, отодвинул в сторону.
- Нельзя так дальше. Ни разу ты не ответила мне по-человечески.
Луция многозначительно посмотрела в мою сторону, но я с абсолютно безразличным выражением лица отвернулась к окну и из-за занавески прислушивалась к беседе сидящих за столом.
- Ну хорошо. Могу сказать тебе, - решительным тоном ответила Луция.
Стефан словно испугался этого ответа и хотел уже отдалить от себя то, чего еще минуту назад так упорно добивался. Он предложил неуверенно:
- Может быть, хочешь посмотреть эти репродукции? Ведь ты, кажется, любишь Фалата? У меня есть здесь его зимние пейзажи.
- Люблю, - ответила Луция взволнованным голосом.
«Ах, да ведь он же объясняется ей в любви, а она хочет смотреть Фалата», - подумала я с восхищением. Чуть отодвинув занавеску, я стрельнула глазами в сторону Луции.
Она сидела, склонившись над лежащим на столе рисунком. Щеки ее раскраснелись, темные волосы красиво оттеняли белый, гладкий лоб, и была она в это мгновение удивительно красива.
- Ну, так скажи, что ты хотела сказать, - заявил неожиданно Стефан, устремив на нее, как и я, свой восторженный взгляд.
Медленно переворачивая листы с рисунками, она ответила:
- Бедняки не имеют права ни создавать семьи, ни иметь детей. Они обязаны жить и умирать одинокими.
«Как бы не так, - подумала я. - Именно бедняки-то всегда и имеют кучу детей… Луция очень мило выглядела бы с таким младенцем, как наша Иза». И я навострила уши, с любопытством ожидая, что ответит Стефан. А Стефан молчал. Он долго блуждал глазами по ее лицу. Было видно, что он не может ни оторвать от нее своего горящего взгляда, ни что-либо произнести. Мне стало жаль его, однако я тут же припомнила, что он никогда не обращал на меня внимания, и чувство жалости моментально исчезло.
Затянувшееся молчание прервала Луция.
- Может быть, что-нибудь перекусишь? Тогда я быстро подогрею.
- Ты очень предупредительна. Благодарю.
Оба поднялись и одновременно взглянули друг на друга. Луция побледнела, а у Стефана был вид самого несчастного человека на земле. Он взял со стола рисунок и спрятал его в портфель.
- Этот пейзаж очень хорош, - сказала Луция.
Стефан поцеловал ей руку и вышел.
В этот вечер я не нашла в себе отваги говорить с Луцией о нашем посещении лавки. Когда мы улеглись спать, я будто невзначай дотронулась до ее щеки. Она была суха и холодна. Луция не спала. Устремив взгляд на мутный свет уличного фонаря, она лежала неподвижно, дыхание у нее было коротким и едва слышным. В эту ночь я просыпалась несколько раз и неизменно видела Луцию бодрствующей; она лежала с широко открытыми глазами.
В течение нескольких последующих дней я всё выжидала момента, когда можно будет начать с Луцией разговор о нашем визите в ее лавку. Один из вечеров, когда Луция вернулась из лавки колониальных товаров раньше, чем обычно, показался мне наиболее подходящим для подобного разговора.
- Слушай, - начала я издалека, - мне бы хотелось с тобой поговорить…
- О чем?
- Да ты сказала как-то, что пани Кристина поэтична…
- Конечно! И при всей своей поэтичности она имеет совершенно здравый рассудок. Мама, - обратилась она к матери, - я попрошу не будить меня завтра так рано. Я не пойду в лавку.
- У тебя выходной день?
- Нет. Я отказалась от работы.
Я проглотила слюну, будучи не в состоянии что-либо сказать, а мать только покачала головой. Последние недели у нас в доме становилось всё хуже и хуже, несмотря на то, что Луция отдавала матери все свои деньги. Беда вылезала из каждого угла. Мы по уши увязли в долгах, и трудно было предположить, что же будем мы есть, когда в лавке откажут нам в кредите.
Луция, поняв ход наших мыслей, быстро разъяснила:
- С помощью одной из подруг я получила место бонны у очень зажиточных людей. Содержание за их счет и жалование - пятьдесят злотых.
Полное содержание! И я и мать посмотрели на Луцию с недоверием: слишком великолепно было то, о чем она сказала.
- Да, да, - весело подтвердила Луция еще раз, - содержание и неплохое жалованье. Правда, ребенок, говорят, с тяжелым характером, а госпожа - слишком требовательна. Но ничего, как-нибудь выдержу.
Поскольку судьба наша резко менялась, я посчитала излишним передавать Луции всё то, что слышала от пани Кристины.
Итак, Луция стала бонной. Выполняя мою просьбу, она ежедневно информировала меня о том, что ела на обед у своей благодетельницы.
- Сегодня были раковый суп, поросенок в сметане и апельсины. Шоколад со сливками, лосось по-испански, швейцарский сыр и пирожные с кремом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88