На этом программа художественной части вечера заканчивается. За нею последует часть неофициальная, которую наши дорогие гостьи, равно как и члены кружка, наверняка захотят использовать для непринужденной беседы.
Графиня Кристина села. На середину зала вышел долговязый худой мужчина, сидевший до этого в углу и не замеченный мною.
- Слепой, - шепотом сообщила мне Аниеля. - Он играет на вечеринках и получает за это обеды в «Каритасе».
Скрипач долго настраивал свой инструмент, перебирал смычком струны. Девчата посматривали на него с удивлением и вполголоса делились своими замечаниями…
Когда умолкли звуки скрипки, раздались жидкие аплодисменты. Скрипач уселся на свое место в углу. Из-за круглого стола поднялась молодая паненка. Она перекинула через спинку стула шелковый шарфик и вышла тоже на середину зала. Откашлялась и, заглядывая в листок бумаги, который держала в руке, начала бесконечную декламацию.
Общество дам, устроившееся за круглым столом, наградило «Гимны» Каспровича громкими криками «браво». Затем продемонстрировала свой голос певица в фиолетовом платье. В этот момент я заметила Луцию. Она сидела возле окна - вдали от всех, - одетая в свое самое старое, штопаное-перештопаное платьице. Уж будто она не могла одеться получше, в свое праздничное платье! И еще к тому же сидит с папироской в зубах! Стыд-то какой!.. Я почувствовала, как кровь ударила мне в лицо. Не одеться по-человечески, пренебречь клубом, которому придавала такое огромное значение милая пани председательница! Да, это было похоже на Луцию…
Певица раскланивалась - благодарила присутствовавших за аплодисменты. На середину зала снова вышел скрипач.
После нежной мелодии «Вы, которые в слезах» воцарилась тоскливая тишина. Это, должно быть, не понравилось пани председательнице, и она сказала:
- Аниеля, заведи патефон. Мы хотим послушать теперь музыку в граммофонной записи. А может быть, клубистки желают что-нибудь выпить? В таком случае просим к столикам.
Пластинка «Титина, ах, Титина!» разогнала тоску. Зазвякали бутылки - это Аниеля разливала по стаканам розовый шипящий оранжад. Она установила на подносе стаканы, тарелку с печеньем и начала обходить по очереди всех девушек.
Я вдруг почувствовала сильную жажду и с нетерпением ожидала, когда же Аниеля дойдет до меня.
Наконец она подошла:
- Как тебе нравится наша пани председательница?
- А почему нет эпидиаскопа? - отпарировала я ее вопрос.
Однако Аниеля уже отправилась дальше вместе со своим подносом. Мне не с кем было разговаривать, и я придвинулась к Луции.
- Я пришла всё-таки… - начала я, несколько смущенная.
- Вижу.
- А что дальше будет по программе?
- Ты же слышала: непринужденная беседа приглашенных гостей с работающими девушками.
Яосмотрелась. Обещанной непринужденной беседы что-то не было видно. Клубистки равнодушно сидели в плетеных креслах, каждая со стаканом оранжада в руке, вдали от молодых дам. Гостьи дымили папиросами и присматривались к девушкам.
«Готовятся к беседе с клубистками, - подумала я. - А выглядят они здесь элегантными пассажирками-аристократками, каким-то чудом попавшими в зал ожидания третьего класса. Ого! Две дамы направляются к клубисткам. Интересно, с которой они начнут?»
Рядом с Луцией сидела толстощекая девушка с голубыми глазами. В широкой, красной ладони она держала печенье и глядела куда-то вдаль. Пани председательница с двумя другими дамами остановилась возле нас.
- Пани где работает? - спросила высокая дама в очках.
- Я в буфете, на железной дороге, проше пани.
- Нравится вам это занятие?
Девушка удивленно взглянула на даму.
«Что за разиня, - подумала я. - Эта дама так приветливо с ней разговаривает, а она - ни слова…»
- Я спрашиваю, нравится ли вам эта работа? - повторила, повышая голос, дама.
- А не всё ли равно, нравится или не нравится? Прежде чем мне удалось ее получить, я три месяца искала место.
Девушка снова отхлебнула из стакана несколько глотков оранжада, словно ища в нем защиты от назойливости дамы в очках, вытерла губы ладонью и, опустив руки на подол своего платья, тяжело вздохнула.
«Из нее уж больше ничего не выжмут», - решила я мысленно. Дама, видимо, была того же мнения, поскольку на отказалась от дальнейшего ведения беседы и, вынув из сумочки блокнотик, что-то в нем записала.
Луция, прищурив глаза, спокойно курила папиросу. Только я, отлично ее знавшая, могла понять, что означает легкое подергивание взметнувшейся вверх левой брови. Бедняга! Она не хотела обнаружить своего крайнего возмущения всем происходящим.
- Это моя воспитанница, - с милой улыбкой сообщила пани председательница, останавливаясь перед Луцией.
- А пани где работает? - спросила дама, сопровождавшая графиню.
- Дома.
- Ага, помогает мамаше?
- Нет. Это скорее мамаша помогает мне.
- Да-а? А что же такое вы делаете дома?
- Играем в шахматы, домино, читаем романы, разговариваем, а когда всё это нам надоедает, то вяжем шарфики.
«Боже милостивый! И когда это она научилась такому злословью и сделалась столь нахальной? - подумала я с огорчением. - Ведь эта пани рассердится на нее».
Однако дама, не принимая близко к сердцу ответ Луции, заговорила громко, весело:
- Слышишь, Кристя? Когда я не буду иметь средств к существованию, я возьмусь за вязание шарфиков. Отличная мысль. Надо будет сообщить о ней Леону. По крайней мере, не потребуется вставать спозаранку и мчаться со всех ног в контору. А сколько же этих шарфиков можно сделать за день?
- Это зависит от старания. Я, например, делаю шестьдесят.
- А сколько я сделаю?
- Пани? Наверняка раза в два больше…
С замиранием сердца ожидала я ответа дамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88