А девушки мечтают, мечтают, мечтают…
Разбудил меня скрип половиц. Я приподнялась на кровати. Луция раздевалась, тоже готовясь ко сну.
- Ну, как там было?
- Спи.
- Ну, а как же всё-таки, а?
- Сказочно.
- Правда? Хорошо? Да?
- Превосходно.
- А та пани?
В темноте было слышно шуршание платья. Луция быстро юркнула ко мне под одеяло и улеглась рядом.
- Ну, и что же та пани? Очень старая?
- Да нет, почему же! Она молода, элегантна и поэтична.
Застигнутая врасплох, я смотрела прямо в лицо Луции, освещенное в этот момент светом уличного фонаря. О чем думала сейчас она, так упорно уставившись в одну точку?
- Так ты довольна, что пошла туда? - спросила я, чтобы отвлечь ее.
Луция чуть шевельнулась.
- Что такое?
- Я спрашиваю: довольна ли ты, что пошла туда?
- О да! Очень счастлива!
И она вдруг резко повернулась к стене, пряча от меня свое лицо.
«Любопытно, что же ее так осчастливило? - подумала я, засыпая. - Может быть, то, что организовавшая клуб филантропка вовсе не старая и увядшая, а элегантная и поэтичная женщина?»
Через неделю в нашей квартире снова появилась Аниеля.
- День добрый. Луция дома?
- Нет. Пошла с шарфиками в город. - Мать пододвинула ей стул. - Садитесь, пожалуйста, да расскажите нам что-нибудь о вашем клубе. От Луции, как обычно, ничего дознаться нельзя… Вам он нравится?
- Конечно. Однако это ведь только начало.
- А эту вашу графиню интересует, чем занимаются паненки, объединенные в клубе? За счет чего существуют? Как живут?
- Этого я не знаю, - неуверенно ответила Аниеля. - Как-то до сих пор об этом не шла речь. Впрочем, ведь наш кружок только еще организуется. Когда Кристина узнает всех нас лучше, тогда - другое дело.
И увидев, что мать задумалась, она добавила!
- Луция очень понравилась ей. Графиня сказала, что она такая умная, милая, культурная, воспитанная.
- Что толку, - тяжело вздохнула мать, - если она вынуждена так мучиться. Трудится с раннего утра и до позднего вечера, чтобы сделать за день четыре шарфика - по восемнадцать грошей за штуку. Целый день она гнет спину над пяльцами. А ведь это так опасно для нее! И эта мелкая шерстяная пыль, которую она вынуждена всё время вдыхать, - тоже. У нее с детства слабые легкие, и она всё время болеет. Шерсть, из которой она делает шарфики, старая, прелая, совершенно негодная к работе. Чуть посильнее прикоснешься к ней, она расползается в пяльцах. Чтобы заложить основу и продеть уток, нужно каждую нитку по многу раз связывать снова и снова. Я помогаю Луции, как могу, однако, когда я вижу, как корпит она над пяльцами, не зная отдыха, меня охватывает отчаяние. Такая юная, жизнелюбивая, стремящаяся к учебе, знаниям, она нещадно гнет спину, с больными легкими, чтобы хоть как-то изменить те несчастные условия, в которых мы живем, отвоевать себе и нам хоть немногим более легкую судьбу… Но к чему приведут эти ее нечеловеческие усилия? Будет так вот изматывать себя еще год, два, а потом… - Мать на минуту замолкла, опечаленная, и затем добавила: - Мой муж снова без работы. Мне удалось получить место гардеробщицы. Однако весь мой заработок идет на оплату жилья. Теми несколькими десятками злотых, которые Луция зарабатывает на шарфиках, мы и удовлетворяем самые необходимые свои потребности. Вот почему нет и речи о том, чтобы она могла хорошо одеться, чтобы куда-нибудь пойти. Она никогда не жалуется, но я-то знаю, как всё это мучает ее, скольких огорчений и переживаний всё это стоит. Ведь каждая молодая девушка хотела бы хорошо одеться,…
- Теперь будет лучше, - начала несмело Аниеля, но по мере того, как она говорила, голос ее становился всё более и более твердым и уверенным. - По крайней мере, она сможет развлечься после работы. Не далее как вчера пани председательница сказала нам, что ее подруги, занятые общественной работой, за собственный счет оборудуют помещение клуба. На этой неделе будет отремонтирован зал, установлена новая система освещения, привезены кушетки и креслица. Кажется, одна из дам пожертвовала для клуба комплект гравюр или что-то в этом роде, а другая - книги, всю свою личную библиотеку! О, вы только представьте себе это! В течение недели уже всё должно быть готово, а в следующее воскресенье у нас состоится знакомство за чашкой чая с приглашенными пани Кристиной гостями. Это будет, собственно, художественный вечер…
- А в котором часу состоится этот вечер? - спросила я, краснея.
- Хочешь прийти?
- Да. Однако так, чтобы Луция об этом не знала.
- Хорошо. Я ничего ей не скажу. Так помни - через неделю!
Потянулись обычные, серые дни. Я просыпалась рано - в шесть часов утра. И, несмотря на это, Луция всегда уже бывала на ногах. Она ползала на коленях по полу, шелестя бумагой, быстро распуская клубки шерсти и сортируя их по расцветкам.
Попивая скверный кофе, я посматривала то на часы, то на подпрыгивающие на столе пяльцы. Луция смотала шерсть снова в клубки и теперь закладывает основу. Потом она проденет уток, выровняет края, свяжет бахрому и возьмется за места с дефектами. Наконец она раздует утюг, и только после того, как выгладит материал, товар будет готов. В течение всей этой работы мельчайшие волокна и пыль беспрерывно оседают на столе и образуют довольно толстый слой.
- Скажи мне, ну кто в этих свинячьих шарфиках будет ходить? - обращаюсь я к Луции, с омерзением вылавливая в стакане кофе клок шерсти. - Ведь от твоей шерсти без удержу несет тухлым крахмалом, и вообще она мерзкая.
Луция вскинула голову, посмотрела на меня с сожалением.
- То, что от нее воняет, я знаю лучше тебя. - А через минуту она добавила: - Перекупщик, которому я отношу шарфики, отвозит их на деревню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88