Слезы Ц крупные, как у обиженного ребенка, Ц ка
тились по смуглым щекам.
Ц Это правда? Ц не веря еще, спросил он.
Ц Правда, Ц ответил я.
Ц И я могу называть вас уже не гражданин, а товарищ начальник?
Ц Можешь.
Ц Спасибо, товарищ начальник. Значит, я свободен?
Ц Свободен.
А слезы по-прежнему сыпались из его огромных черных глаз и падали на пост
ановление, лежавшее перед ним.
Ц Ты же размочишь мне официальный документ, Ц пошутил я. Ц Придется пе
репечатывать заново.
Кирюха улыбнулся:
Ц Простите, товарищ начальник. Это я с радости.
Ц Подпиши постановление.
Чеботаревский размашисто вывел свою длинную фамилию и, подавая мне лист
бумаги, сказал не без гордости:
Ц Подпись у меня только на червонцах ставить. Ц Он уже оправился от сва
лившегося на него нежданно счастья.
Ц Хорошая подпись. Четкая, ясная, крупная. Ц одобрил я.
Затем я вручил Чеботаревскому паспорт и другие документы, изъятые у него
при аресте, и позвал конвоира.
Ц Дело на товарища Чеботаревского прекращено, и из-под стражи он освобо
ждается. Проводите его к коменданту. Тот в курсе дела.
Я подал руку Кириллу и пожелал счастливо встретить Новый год.
Он долго тискал мою руку своими двумя, а потом, вдруг вспомнив что-то, спро
сил:
Ц Можно, товарищ начальник, еще раз поглядеть на бумагу?
Я улыбнулся и подал постановление.
Конвоир покрутил головой и тоже улыбнулся. Глаза его как бы говорили:
«Не верит. Хочет еще раз убедиться».
Я тоже так подумал. Но и конвоир, и я ошиблись. Чеботаревский быстро пробеж
ал глазами текст, нашел, видно, нужное ему место и вернул мне постановлени
е.
Ц Вы, значит, товарищ начальник, и есть Безродный?
«Этого только не хватало», Ц подумал я и ответил отрицательно.
Ц А можно узнать, как ваша фамилия?
Я назвал.
Ц Ага. Ц закивал Чеботаревский. Ц Значит, Трапезников, Селиваненко и Б
рагин. Ну что ж… Вас троих я по гроб жизни не забуду. За правду. А если будут
у меня дети и внуки, то и они не забудут.
Сказал он это не театрально, не торжественно, а очень даже просто, почти за
стенчиво, опустив глаза.
Когда Чеботаревский ушел, я позвонил Дим-Димычу и рассказал обо всем.
Ц Значит, он принял тебя за Безродного?
Ц Ну да… На постановлении же была его подпись.
Ц Сейчас я к тебе поднимусь, Ц сказал Дим-Димыч и положил трубку.
«Знал бы бедняга Кирюха, Ц подумал я, Ц что о нем говорил Безродный, так т
оже не забыл бы его по гроб жизни».
Дим-Димыч влетел в кабинет:
Ц Знаешь что? У меня мысль. Позвони Безродному в скажи так: многоуважаемы
й Геннадий Васильевич, мой начальник Курников придерживается вашего мн
ения, а я считаю своей ошибкой, что усомнился в виновности Чеботаревског
о… Нет, к черту! Не пойдет! Скажи лучше так: Чеботаревский только что призн
ался, что переброшен румынской разведкой с бактериями летучего сана, кот
орый он готовился распространять с будущего года. Так лучше. Геннадий вз
овьется к потолку, как змий.
Ц Нет, друже, не провоцируй меня. Я не мастер на розыгрыши и покупки.
Да и зачем портить человеку кровь?
Ц Был бы еще человек стоящий, Ц разочарованно протянул Дим-Димыч и мах
нул рукой.
Ц Я скажу по-своему.
Ц Как по своему? Ц заинтересовался Дим-Димыч.
Я снял трубку телефона, попросил соединить меня с Безродным и коротко ск
азал, что Чеботаревский освобожден.
Ц Головотяпство! Ц крикнул Геннадий. Ц Кого выпустили? Чистейшей воды
шпион…
Ц Насчет головотяпства, Ц ответил я, Ц можете пожаловаться начальник
у управления, который утвердил постановление.
Безродный произнес что-то нечленораздельное и хлопнул трубкой.
Ц Тоже неплохо, Ц заметил Дим-Димыч.
Так закончилось дело по обвинению Кирилла Чеботаревского…
А сейчас я подумал вот о чем: пишу о других Ц кого осуждаю, кого хвалю, а кто
таков я? В самом деле: кто же я? Придется, видимо, сказать несколько слов о с
ебе.
Поговорка гласит: ответь, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Мой лучший друг Ц Дим-Димыч. Но с чего же начинать рассказ о себе?
Все-таки попробую.
Меня зовут Андреем Михайловичем Трапезниковым. В детстве у меня не было
особых радостей. Жизнь смотрела на меня исподлобья. Я могу составить дли
ннющий список обид на жизнь хотя бы за то, что она была мачехой моему отцу:
он до революции отбыл шесть лет каторги за принадлежность к РСДРП; получ
ил туберкулез и угас совсем молодым; за то, что она круто обходилась с мате
рью, которая всю жизнь проработала медсестрой, заразилась от больных брю
шным тифом и умерла; за то, что она досрочно отозвала с этого света моего б
рата и сестру; за то, что она заставила меня с семи лет задуматься над тем, ч
то такое хлеб насущный и как он добывается; за то, наконец, что она не надел
ила меня особыми талантами, а сделала обычным средним человеком. Да и мал
о ли еще за что! Но я не буду составлять список обид. Я не кляузник. Я не злоп
амятен. Я помню лишь те обиды, которые надо помнить, и забываю те, которые н
адо забыть.
Чекист я, конечно, не выдающийся, но я способен работать без устали, точно
хорошо отрегулированный я смазанный мотор, но выше занимаемой должност
и, в которой сижу уже четыре года, никак подняться не могу, хотя и стараюсь.

У меня как будто нет особых пороков, дурных привычек. Я не пьяница и не обж
ора. Я не люблю карты и презираю азартные игры, кроме бильярда. В детстве я
любил лото и считал его умнейшей игрой в мире. Со временем пересмотрел св
ой взгляд на лото и решил, что немного переоценил его значение. Я не бросаю
на пол окурков. Умею пользоваться носовым платком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25