Чем занимается наш капитан целыми днями? Сидит в виртуальной бильярдной или волочится за Инной... Хотя в этом вопросе, конечно, понять его можно... Инна и вправду прелесть. Стройная, длинноногая. Прямо модель, а не биолог. Но вот бильярд — это ведь занятие для идиотов! Что можно придумать глупее, чем целыми днями гонять шары?
— Знаете, юноша. — Химель побагровел, уловив двусмысленность замечания и усилием воли вгоняя себя в состояние праведного гнева. — Не вам судить капитана! У него есть свои причины для такого поведения. — Доктор резко поднялся. — Соблаговолите соблюдать мои рекомендации! Я на вас рассчитываю!
— Ладно, ладно, Михаил Соломонович, — примирительно кивнул Антон. Он уже сожалел, что затронул скользкую тему. Химель не был капитанским «наушником» (так называли Колю Сумарокова, имевшего стойкую репутацию стукача), но при случае мог сказать капитану пару слов. Исключительно для блага пациента. — Я же просто пошутил! У нас что, теперь и пошутить нельзя?
— Только за дополнительную плату! Что вы разлеглись тут? Так и собираетесь коротать остаток смены? — с раздражением пробурчал Химель.
— Нет, конечно, — уверил доктора Антон, поднимаясь с кушетки. — Буду качественно выполнять свой долг. Как велела страна и фирма! Мы за это деньги получаем...
Взгляд его задумчиво блуждал по стеклянному шкафчику, в котором доктор хранил восстановительные растворы и растирки. Вожделенные сердцу Делакорнова препараты лежали в стальном сейфе. Впрочем, шкафчик тоже был металлическим. Но металл, не использующийся в несущих конструкциях корабля, удовлетворял требованиям легкости, а не прочности. Поэтому шкафчик при желании можно вскрыть обычным консервным ножом. Подходящий нож, если Антон не ошибается, имеется у штурмана Новицкого. Правда, у Новицкого снега зимой не допросишься...
— Не паясничайте, — попросил доктор Химель и поправил очки. — Ведь культурный в общем-то молодой человек...
— Постараюсь оправдать ваше доверие, — пообещал Антон и пошел к двери. Над его головой вдруг вспыхнула оранжевая лампочка — нестандартная ситуация на корабле. Делакорнов шагнул за порог, но дребезжащий голос Химеля остановил его:
— Молодой человек, когда загорается оранжевый сигнал, все члены экипажа должны выслушать сообщение, а затем следовать инструкциям дежурного офицера корабля. Нарушение правил поведения влечет за собой лишение премиальных, а в случае тяжких последствий нарушитель может быть оштрафован... Странно, что я вынужден вам это объяснять!
Антон остановился, вернулся в кабинет и с тоской уставился на лампочку. На доктора ему смотреть не хотелось, а лампочка... Что ж, она, по крайней мере, чем-то разнообразила такую знакомую обстановку больничной каюты... Если бы замигали все три лампочки — оранжевая, красная и зеленая, — можно было бы устроить неплохую дискотечку, вроде тех, что на Земле проходят со светомузыкой. Может, Инна оставила бы тогда скучного капитана и присоединилась к веселью?
«Хотя, — подумал Антон, — что это я?! Если бы замигали три лампочки, было бы уже не до танцев. Это означало бы только одно: нам всем кранты. И „Семарглу“ — тоже».
— Внимание всем членам экипажа. Произошла рассинхронизация генератора удержания. Величина рассинхронизации — две наносекунды. Программистам и механикам срочно занять места согласно штатному расписанию! Повторяю: программистам и механикам срочно явиться на рабочие места!
Голос старпома Кияшова был. как всегда, суров. Он и в столовую приглашал, как на казнь.
Доктор тревожно взглянул на Делакорнова.
— Что бы это значило, Антон? Что такое этот генератор удержания? Я о нем слышу в первый раз.
Настал черед торжества молодого человека.
— Вы впервые слышите о генераторе потому, Михаил Соломонович, что он у нас никогда прежде не ломался. Генератор удержания, знаете ли, очень тонкая штука. Он, собственно, и удерживает звездолет в подпространстве. Если генуд перестанет работать или начнет работать некорректно, корабль разорвет в клочки. Может быть, выкинет во внепланковую область пространства. А то и в другую вселенную.
— В другую вселенную?! Как же такое может случиться?! — изумился доктор.
— А никто этого не знает, — хмыкнул Антон. — Живым туда перейти нельзя. Отличие физических констант, знаете ли... Там и звезды горят по-другому. Да и есть ли они, эти звезды...
— Так чего же вы здесь стоите?! — выкрикнул Химель. — Вы ведь механик?
— Механик. Да только если генуд начал сбоить — это амба. Чего зря беспокоиться, суетиться? Лучше нам всем начать принимать амфетамины, барбитураты и прочие препараты, расширяющие сознание и тормозящие панику... Что-то подсказывает мне, что паника скоро начнется!
— Молодой человек, я, кажется, вас предупредил! — проговорил Михаил Соломонович. — Если вы сейчас же не примете мер к ликвидации поломки этого вашего генуда, я сообщу капитану! И вас лишат премии!
— Генуд не мой, а наш общий, — фыркнул Делкорнов. — А премия, возможно, уже никому не понадобится...
— Как это? — тревожно спросил Химель.
— Да вот так...
Беспечно насвистывая, Антон пошел по коридору в сторону генераторного отсека. За поворотом он перестал свистеть и ускорил шаг. Конечно, рассинхронизация на две наносекунды не настолько опасна. Критическая рассинхронизация — пять-десять наносекунд. Но из подпространства нужно выходить. Так предписывают все инструкции и устав космической службы. А с выходом из подпространства шутить не стоит...
Доктор Химель открыл сейф и, не запивая, проглотил оранжевую капсулу.
— Поймешь этих механиков, — дрожащими губами прошептал он, обращаясь то ли к стеклянному шкафчику, то ли к сейфу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20