Не могу описать то притяжение, которое я испытала, едва заглянув в его глаза. Только знаю, что он тот самый мужчина…
Из дневника Элис Маршан 5 апреля 1794 года
Эссекс 1818 год
«Какого черта, я здесь делаю?» – в который раз, за ночь подумал Гейбриел Сатклифф, десятый граф Хоксли. Скрестив на груди руки и опершись спиной о каменную колонну, он отстраненно с досадой как-то взирал на вакханалию, которая разворачивалась на его глазах.
Полуодетые и вовсе раздетые фигуры в масках резвились при лунном свете в саду виконта Лэнскомба, предаваясь всем видам распутства. Тут и там мелькали парочки и группки: по трое, четверо, а иногда и более человек. Сплетенные в плотских играх нагие руки и ноги блестели от пота. Участники действа забавлялись под звуки музыки, лившейся из бельведера. Одетые во фраки музыканты оркестра с завидным стоицизмом обеспечивали фон этому маскараду.
Все давние знакомые лорда и леди Лэнскомб прекрасно понимали, что влечет за собой приглашение на «особую вечеринку». И Гейбриел, появившись в Лэнскомб-Мэноре, хорошо знал, что его здесь ожидает. Но, к своему немалому удивлению, он обнаружил, что все происходящее не вызывает у него никакого интереса.
Сморщившись, он резко обернулся и, обращаясь к стоявшему рядом хмурому мужчине, раздраженно бросил:
– Мы напрасно сюда пришли.
Приятель очнулся от мрачного созерцания разврата и сквозь узкие прорези черной полумаски искоса взглянул на Гейбриела:
– Что я слышу? Разве не ты притащил меня на эту оргию? И не ты утверждал, что я слишком долго прятался, поэтому мне просто необходимо хорошенько кутнуть…
Гейбриел сделал резкий жест рукой и заставил его замолчать:
– Ну, хватит, Стоунхерст! Да, это действительно была моя идея. Но я же не знал, что ты будешь стоять истуканом и отпугивать своим суровым видом вполне достойных внимания дамочек!
Ройс Гренвилл, виконт Стоунхерст, равнодушно пожал плечами и тронул пальцами свой длинный бледный шрам, который начинался где-то под маской и шел по правой щеке вниз. Это был след французской сабли, настигшей его в битве при Ватерлоо. Такой зигзаг на бронзовой коже придавал ему весьма экзотический вид.
– Увы, с тех пор как я заработал эту отметину, представительницы прекрасного пола предпочитают обходить меня стороной. – Немного помолчав, он с удивлением посмотрел на Гейбриела: – А ты то что, Хоксли? Вон те две аппетитные блондиночки возле бельведера уже битый час хлопают ресницами и стреляют в тебя глазками, а ты делаешь вид, что совсем ничего не замечаешь.
Гейбриел покосился в сторону блондинок, о которых говорил его друг. Да нет, он их заметил, еще бы не заметить! Хорошенькие, с пышными формами – как раз то, что надо… Вообще-то он всегда любил подобные развлечения, но сейчас почему-то не испытывал ни малейшего желания участвовать в этом действе. Странно, но присутствующие на вечере женщины оставляли его равнодушным…
Может, на него напало то, что в высшем свете обычно называют хандрой? Хотя в двадцать восемь лет еще не хочется терять вкус к плотским удовольствиям.
И потом, ему необходимо поддерживать свою репутацию… За те пять лет, что прошли после самоубийства старого графа и разразившегося после этого события скандала, Гейбриел укрепился в почти фанатичном решении идти по стопам своего родителя и весьма в этом преуспел. В свете его называли не иначе, как Дьявол во плоти, и шептались по темным углам салонов и гостиных, с удовольствием смакуя рассказы о его беспримерном распутстве. Большинство этих слухов напоминали детские страшилки и были доведены до абсурда. Но Гейбриела это не беспокоило. Он давно понял: гораздо легче соответствовать сложившемуся образу, чем пытаться что-либо изменить. Все хотели видеть в нем копию его покойного отца – подлеца, кутилы и пьяницы. Да, помимо всего прочего, еще и убийцы.
Гейбриел мрачно усмехнулся. Наверное, к лучшему, что его бедная затравленная мама не дожила до сегодняшнего дня, и не видит, кем он стал. Деликатная и хрупкая графиня не смогла вынести позора, который преследовал их семью после кончины мужа, и умерла, оставив сына одного под градом камней и стрел.
Еще один грех, в котором можно было бы обвинить его отца.
Отогнав от себя гнев и горестные чувства, которые всегда вызывали в нем воспоминания о скверных деяниях старого графа, он заставил себя вновь сосредоточиться на разговоре.
– Мы пришли сюда ради тебя, – напомнил он другу. – Как ты не поймешь, ведь нельзя наказывать себя за то, что случилось помимо твоей воли. Твое добровольное заточение слишком затянулось.
Обезображенное лицо виконта напряглось, его серые глаза потемнели и стали почти черными.
– Черт возьми, Хоксли, ты ничего об этом не знаешь! Да, пожалуй. Ройс упорно не желал рассказывать о своей службе в британской кавалерии. Однако военное время, безусловно, отразилось на нем. Война с Наполеоном изменила его как физически, так и морально. Он уже не был тем беспечным мальчиком, каким уходил на фронт. По возвращении домой он узнал, что его старший брат умер, оставив его наследником титула и состояния Стоунхерстов. После этого он еще больше замкнулся, отгородившись от мира стенами своего родового поместья в Корнуолле.
– Да, я не знаю, что с тобой произошло, но уверен, что Алекс не одобрил бы твой нынешний образ жизни, – твердо заявил Гейбриел младшему другу. – Он был бы рад, если бы ты перестал держаться за прошлое. Простил бы его. И самого себя.
Стоунхерст внимательно и строго посмотрел на него.
– И ты еще будешь читать мне проповедь, взывая к прощению и забвению? Посмотри на себя самого, дружок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74