Но как ни была больна Верина, она поднялась с кровати, достала по телефону шерифа и сказала:
– Слушай сюда, Джуниус, я требую, чтобы эти бродяги на площади покинули не только город, но и само графство.
Приказ есть приказ, и шериф, сопровождаемый преподобным Бастером, направился на площадь, где Сестра Ида со своими детьми принялась за уборку территории после грандиозного собрания. Дело закончилось настоящей потасовкой, в основном потому что Бастер, обвиняя Сестру Иду в незаконном получении денег, настоял, чтобы шериф конфисковал всю выручку семейства. Ему тоже досталось – несколько царапин тому подтверждение. Сестре Иде не помогло и то, что на ее стороне оказалось большинство наблюдателей – шериф был непреклонен и приказал Сестре Иде убраться из города к полудню следующего дня.
После всего услышанного от Райли я спросил его, ну как ты мог поступить так бессердечно с людьми, с которыми так жестоко обошлись по злому навету. Его ответ я никогда не забуду: на полном серьезе он заявил, что такая распущенная женщина, как Ида, не должна иметь ничего общего с Долли.
Фонтанчики искр разлетались во все стороны от нашего костра. Райли собирал листья для костра, а судья Кул, потирая слезящиеся от дыма глаза, принялся готовить обед. Долли и я бездельничали. Долли бесцельно перебирала игральные карты.
– Боюсь, что Верина никогда больше не увидит этих денег. И знаешь, Коллин, я не думаю, что Верина убивается так из-за денег, не деньги главное. По каким-то, может быть, непонятным причинам, но она доверяла доктору Ритцу. Я помню Моди Лору Мерфи, ту самую, что работала на почте. Она и Верина были очень близки. Боже мой, какой это был удар для Верины, когда Моди Лора удрала с тем торговцем виски, а затем и вышла за него замуж. Я не могу критиковать эту девушку, в конце концов, девушкам положено выходить замуж. Вот я и думаю, что Моди Лора и доктор Ритц были единственными людьми, кому она когда-либо доверяла. И оба они… да… такое кому угодно могло бы разбить сердце. – Ее руки перебирали карты, но ее внимание было где-то в другом месте… – Ты что-то говорил про Кэтрин?
– Насчет золотых рыбок, я видел их в окне.
– А Кэтрин?
– Нет, только золотых рыбок, миссис Каунти была очень добра, она сказала, что пошлет ей еду в камеру.
Долли разломила один из бубликов миссис Каунти и стала выщипывать изюм оттуда.
– Коллин, я полагаю, что надо дать возможность всем этим людям поступать так, как они должны. Не правда ли, Коллин? А они должны отпустить Кэтрин. Не так ли? – Она окинула долгим ищущим взглядом вершину дерева, как будто искала выход из ситуации именно там, сквозь пробел в листве. – Ты думаешь, нам стоит сдаться?
– Миссис Каунти так и полагает: нам пора возвращаться домой.
– Почему?
– Потому что она так считает… Потому что ты всегда должна возвращаться… Ведь ты всегда мирилась…
Долли улыбнулась, оправила свою длинную юбку – солнечный свет, просачивающийся сквозь листву, упал кольцами на ее пальцы.
– А был ли у меня когда-нибудь выбор… Как я хотела иметь свой выбор… Строить свою жизнь по своим решениям… Вот что на самом деле примирило бы меня…
Ее взгляд упал на Райли, который собирал сучья для костра, рядом с ним судья Кул колдовал над дымящимся котелком.
– А судья? Если мы сдадимся, мы просто продадим его. – Ее пальцы перебирали мои. – Этот человек мне очень дорог. – И затем наступила бездонная, нескончаемая пауза, я почувствовал, как мое сердце забилось в бешеном темпе, наше дерево с оглушительным, щемящим треском захлопнулось, как большой зонт… Тьма… – Сегодня утром, когда ты с Райли ездил в город, он просил моей руки.
И, словно слыша ее, судья Кул выпрямился, добрая улыбка шаловливого школяра тронула его лицо, омолаживая его чуть ли не до подросткового возраста. Он помахал нам рукой – надо было видеть выражение лица Долли, когда она помахала ему рукой в ответ. Я понял тогда – она никогда не будет той самой Долли, Долли – тенью в углу…
– И не расстраивайся так, Коллин… – упрекнула она меня.
– А ты?
– У меня еще никогда не было такой возможности, возможности поступать так, как я хочу, а там посмотрим… Кстати, кого ты еще видел в городе? – Последние ее слова отдаляли меня от нее еще дальше.
Я мог бы придумать что-нибудь, то, что вернуло бы ее мне, ибо она, казалось, настолько далеко ушла от меня, туда, в будущее, обновленной, тогда как я оставался здесь, наедине с самим собой, таким же, как и был…
Однако я рассказал ей историю про Сестру Иду, грузовичок-вагон, ее детей, о том, как на нее напер шериф, о том, как мы встретили ее на дороге, как та женщина спрашивала про наше дерево, про то, как мы оставили ее там же, и Долли снова преобразилась в ту Долли, какой я ее знал, и мы снова были вместе… Хотя по отношению к Райли это выглядело как бы предательством, я все-таки повторил те его памятные слова о том, что такая женщина, как Долли, не может иметь ничего общего с этой распущенной дамой. Она от души посмеялась над этими словами, но добавила серьезно:
– Но отнимать хлеб у голодных детей – ужасно и жестоко… Как у них совести хватило. – С этими словами она неожиданно встала, поправила свою шляпу и заявила: – Коллин, поднимайся! Мы вдвоем с тобой прогуляемся… Я готова поспорить, эти люди до сих пор там, на дороге, где вы оставили их.
Судья Кул попытался отговорить нас от такой прогулки, но, видя нашу решимость, стал настаивать на том, чтобы сопровождать нас. Уколы ревности в моей душе слегка поутихли, когда при мне Долли вежливо отвергла его предложение и попросила его заниматься своими делами – с Коллином, как она пояснила, она чувствует себя в безопасности, а прогулка наша всего лишь для того, чтобы размять ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43