Я чувствовал себя полным дураком. Мы упаковали даже резиновую полоску, что еще больше утвердило меня в этом ощущении.
Эмбер вздохнула.
Пользуясь ложкой, я с отвращением выводил по пыльному мусору S-образные узоры.
— Один из волосков может пригодиться, — сказал я, при этом полностью отдавая себе отчет в том, что провести стопроцентную идентификацию человека по образцам волос невозможно — по крайней мере в суде.
— А это что такое? — спросила Эмбер.
— Я же сказал, один...
— Нет, вот это что такое?
Над полотенцем зависла рука Эмбер с вытянутым указательным пальцем. Я проследил взглядом за этим пальцем, машинально подумав: да, даже в этот час, даже после этого дня, даже после всего того, что моя дорогая Изабелла выстрадала, по крайней мере частично — из-за меня, если вся женская красота, вся суть женщины может быть сконцентрирована в одном-единственном пальце, то это как раз такой палец — идеальный образец пальца, изящный, плотный, сильный, очаровательный по своей форме, слегка загорелый, чуть суховатый и одновременно в меру мясистый, с четко очерченным, ярким, надменно закругленным кроваво-красным ногтем, в данную секунду указывающий на что-то скрывающееся в пыли.
— Вот это, — повторила Эмбер.
— Мне отсюда не видно.
— Тогда дай мне ложку.
Она погрузила ложку в пыль, словно это был суп, и стала орудовать этим инструментом, пробираясь к чему-то сквозь серую массу. Наконец вытащила ложку вместе со свисающим с нее облачком невесомых частиц, плывущим к полотенцу, и протянула ее мне, ручкой вперед.
Я вывалил содержимое на чистый лист.
То, что я увидел, никак не мог определить. Какая-то U-образная вогнутая раковинка, напоминающая пластмассу, размером с ноготь. Один конец ее — гладко закруглен, другой — зазубрен, и впечатление такое, что это — часть целого, неровно оторванная. Раковинка покрыта пылью, но цвет разглядеть можно, он — розовый.
— Переверни ее, Рассел, — сказал Чет.
Кончиком ручки я поддел край. Это и в самом деле — сломанный ноготь, розовый, конусовидный.
Я вопросительно взглянул на Эмбер. Она тоже во все глаза смотрела на меня. Покачала головой.
— Цвет не мой.
— Элис?
— Откуда я знаю? Не думаю. Когда ты...
— Нет.
Честер присмотрелся к сломанному ногтю. Потом его терпеливые глаза остановились сначала на мне, потом на Эмбер.
Я попытался придать своему взгляду максимально невинное выражение, тогда как в мозгу у меня уже воссоздались события той ночи: окоченевшие руки Элис манят меня к себе в морозильник, снова я чувствую на спине оледенелую, скользкую тяжесть ее тела, но, как ни стараюсь, не могу припомнить ее ногтей.
Я потрогал ноготь кончиком ручки.
— Искусственный?
— Да, — кивнула Эмбер. — Причем сломанный. Возможно, в процессе борьбы. Вполне вероятно, на нем остался и настоящий. Это может как-то помочь?
— Определенно. Принесите сюда косметичку Элис.
Через минуту Эмбер принесла сумочку сестры. Покопавшись в ней, отыскала блестящую черную пластмассовую коробочку с двумя флаконами лака для ногтей. Один был красный, другой — опалово-белый.
— Эмбер, что это может означать... в смысле косметики?
— Только то, что это не ее ноготь.
— Совершенно точно не ее?
— Расс, разумеется, это не безусловное доказательство. Но ты же не будешь красить их в розовый цвет, а перед отъездом из города на пару недель — в красный или белый.
— О, Бог мой, я уже почти слышу, как это звучит в суде, — обронил Чет.
— Она могла забыть его, — сказал я.
— Могла, конечно.
— Или держала розовые под рукой, в той же сумочке.
— Я уже проверила. Не держала, — сказала Эмбер.
Разумеется, я тут же подумал о другой...
Эмбер посмотрела на меня — взгляд ее был достаточно тверд, но в нем отчетливо просматривалась та же страшная догадка, которая, должно быть, читалась и в моем собственном.
— Цвет Грейс?
— У женщин не бывает только одного цвета, Расс. Вспомни нашу ванную.
Я вспомнил. Это была не ванная, а прямо настоящий отдел косметики универмага, склад красок, лаков, теней, карандашей самых разных оттенков и цветов. Всевозможные растворители, пятновыводители, палочки, кисточки, щеточки, салфетки, подсвеченные зеркала, ручные зеркала, увеличительные зеркала, настенные зеркала. (Ванная была самым любимым нашим местом в мире, где мы стоя ожесточенно, яростно, с хмельной выдумкой занимались любовью.)
Я подтвердил, что не забыл нашу ванную.
— Ну вот, теперь и ты это знаешь.
— Спрячь-ка этот ноготок, — сказал Честер. — Возможно, на каком-то этапе поисков он подойдет под девять остальных, которые мы обнаружим у мистера Пэриша. Не исключено, они и сейчас спокойненько лежат в управлении, среди его «вешдоков».
Я упаковал ноготь в пакет и продолжал копаться в пыльной кучке.
Через несколько минут с этой работой было покончено, и мы упаковали в один большой пакет и сам фильтр, и его содержимое. Надписали. И Чет уложил его в свой портфель.
— Кажется, ты все же не нашел того, на что рассчитывал, — сказала Эмбер.
— Похоже. Волосы... Пока не знаем. Многое будет зависеть от любезности мистера Сингера.
— Мистер Сингер не сможет проанализировать того, чем он не располагает.
— Элис носила часы или очки? — спросил я у Эмбер. Я не забыл про крохотный винтик, несколькими днями раньше извлеченный из ворсинок ковра, — он все еще лежал в футляре моей ручки вместе с запчастями к моим очкам.
— Рассел, да мы же целых двенадцать лет с ней не виделись. А что теперь?
— Мы поедем к Грейс.
Эмбер внимательно посмотрела на меня.
— Что ты хочешь найти там?
— Может быть, подтверждение тому, что Пэриш побывал и там. Но если там уже будет натянута лента с надписью «полицейское расследование», значит — мы опоздали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120