Ну, шестерни… Их можно снять со старой лебедки, что ржавеет тоже на берегу. Ну, разумеется, пять-шесть рабочих на две недели. Вот, в сущности, и все!
– Все? – с недоверием переспросил Окано. Потапов еще раз подтвердил, что больше ничего не потребуется. Таволато присоединился к его мнению.
– В таком случае, – заявил Окано, – об этом надо подумать, посоветоваться с нашими стариками.
Дни шли своим чередом… Таня лечила больных, Степан читал исторические книги из местной библиотеки, Александр Ильич ревностно овладевал английским языком. Дело это пошло у него отлично благодаря оригинальному, но очень эффективному методу.
Еще на шлюпке Потапов сблизился с механиком «Дианы» Шафером. На острове они крепко подружились.
Шафер был левым лейбористом, активным членом профсоюза механиков. Честным и открытым сердцем он стоял за интересы рабочего класса и был полон самых лучших намерений, но в мозгу его застряло немало традиционной идеологической трухи, почерпнутой у вожаков английских профсоюзов. Поэтому в действиях своих Шафер часто бывал нерешительным, половинчатым.
Механика сильно тянуло к Александру Ильичу: отчасти как к товарищу по профессии, отчасти потому, что в Потапове он чувствовал цельность взглядов и действий. А этого как раз не хватало механику «Дианы».
Однажды Шафер сказал своему русскому другу:
– Завидую и удивляюсь вашим ясным, твердым взглядам на всяческие сложные вещи в жизни и в политике. Как вы добились такой гармонии мировоззрения и практических дел?
Потапов попытался было объяснить, что ничего исключительного в этом нет, что гармония теории и практики составляет «душу» марксизма-ленинизма. А он, Потапов, – марксист и ленинец. Но, взявшись объяснять, Александр Ильич сразу же запутался и почувствовал, что для таких целей его английского словаря явно не хватает. Он беспомощно умолк и со смущением посмотрел на Шафера. Механик рассмеялся и сказал:
– У меня есть предложение! Я буду обучать вас английскому языку, а вы меня – твердости воззрений. Идет?
Потапов согласился. С тех пор оба друга ежедневно уединялись на берегу моря и горячо беседовали. Шафер закидывал Александра Ильича вопросами, а Потапов отвечал по-английски. Механик терпеливо подсказывал ему нужное слово, поправлял его. В сложных случаях разговор откладывался до вечера, когда можно было проконсультироваться у Петрова. Сначала беседы шли медленно и неровно, но постепенно шероховатости стали исчезать, речь Потапова делалась свободнее, глаже. А одновременно и в мыслях Шафера происходило явное просветление.
Когда Александр Ильич рассказал Шаферу об идее восстановления старой пиратской мельницы, механик загорелся:
– Дело хорошее! Надо помочь здешнему народу!
Через неделю Окано пригласил в школу Петрова, Потапова, Таволато и Шафера. Их ждали здесь три пожилых островитянина. Величественно восседая на низеньких лавочках, они сосредоточенно курили длинные трубки.
– Позвольте познакомить вас, – торжественно провозгласил Окано, обращаясь к гостям, – со старшиной нашего поселка и его помощниками!
Островитяне в знак приветствия слегка склонили головы, не двинувшись с места.
– Я позволил себе пригласить вас сюда, – продолжал Окано, – чтобы вместе с мудрейшими людьми нашего маленького народа обсудить вопрос о постройке мельницы. Это большое для нас дело, мы очень хотели бы восстановить мельницу. Но нужно обсудить: по силам ли нашему поселку такая задача? Может быть, мистер Потапов сообщит о своих предположениях?..
Александр Ильич коротко и понятно изложил свой план и сообщил, сколько, по его расчетам, потребуется труда и материалов. Он говорил по-английски, а Окано переводил на местный язык.

Три старца продолжали бесстрастно курить трубки, ни единым движением не обнаруживая своего отношения к предложению русского.
Когда перевод был закончен, воцарилось долгое молчание. Слышалось лишь легкое посапывание трубок.
Окано почувствовал неловкость и смущенно сказал гостям:
– Извините, я поговорю со своими сородичами на нашем языке, разъясню… – И он стал что-то горячо объяснять и доказывать «мудрейшим».
Старики слушали, молчали и равнодушно пыхтели трубками.
Когда Окано, наконец, умолк, старшина поселка медленно процедил несколько слов. Его помощники, в знак согласия с ним, молча кивнули головами. И снова все трое невозмутимо задымили. Окано растерянно развел руками.
– Чго случилось? – прервал молчание Таволато. – Я вижу, вашим старейшинам не нравится предложение русского товарища? Они возражают?
– Нет-нет! – заволновался Окано. – Мельница нам очень нужна и предложение нравится, но мудрейшие думают, что постройку нам не осилить. Слишком дорого будет стоить. Таких денег не собрать….
– Почему дорого? – удивился Петров. – Тут какое-то недоразумение… Саша, повтори-ка еше раз все расчеты, попонятнее…
Потапов снова обстоятельно изложил проект. Таволато дополнил его, Окано все добросовестно перевел. Но лица «мудрейших» по-прежнему сохраняли каменное выражение. Выждав приличествующее время, старшина вынул, наконец, чубук изо рта и обратился к гостям с речью, на этот раз более длинной: в ней было не меньше десяти-пятнадцати слов.
– Они все же думают, – в извиняющемся тоне сказал Окано, указывая на старейшин, – что такое дело нам не по средствам…
– Как – не по средствам? – перебил его Петров и, разгорячившись, стал по пальцам пересчитывать, какие материалы и сколько рабочих рук потребуется.
– Это все нетрудно, – сокрушенно ответил Окано. – Но они говорят, что вашему другу, – он указал на Александра Ильича, – надо будет заплатить за руководство работами, вам всем – за помощь… Много заплатить, как белым платят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129