Врач молча прошелся по своему тесному кабинету. Время для Анны тянулось невыносимо медленно, секунды казались вечностью. Наконец она не выдержала:
– Да что со мной такое, черт возьми?
Невропатолог погремел в кармане каким-то металлическим предметом, скорее всего – ключами, но выглядело это так, словно колокольчик председательствующего дал слово очередному оратору, и Акерманн заговорил:
– Позволь, я сначала объясню тебе суть теста, который мы только что с тобой провели.
– Самое время.
– Машина, которую мы использовали, это позитронная камера. Специалисты называют ее «Petscan».Она действует как позитронный томограф и позволяет наблюдать за зонами активности мозга в режиме реального времени, выявляя тромбоз. Я хотел провести общий осмотр твоего мозга. Проверить, как функционируют хорошо знакомые нам зоны. Зрение. Речь. Память.
Анна вспомнила калейдоскоп из цветных квадратиков, историю, рассказанную ей на разные лады, названия столиц… Она прекрасно понимала назначение каждого из тестов, но Акерманна понесло:
– Возьмем, к примеру, речь. Все происходит в лобной доле, на участке, разделенном на подсистемы, отвечающие за слух, за лексический состав речи, за синтаксис, за смысл, за просодию… – Он постучал пальцем по своему лбу. – Именно объединенная работа этих зон помогает нам понимать и использовать речь. Я разработал собственную систему тестов, и они позволили мне локализовать все эти системы в твоем мозгу.
Акерманн так и не перестал мотаться туда-сюда по тесному кабинету, и Анна, поднимая глаза, видела только фрагменты настенных гравюр. Внезапно ее внимание привлек странный рисунок: ярко раскрашенная обезьяна с большим ртом и гигантскими руками.
От ламп дневного света исходил жар, но страх ударил Анну в позвоночник ледяным кулаком.
– Ну и?.. – выдохнула она.
Акерманн развел руками, успокаивая ее.
– И все нормально! Речь. Зрение. Память. Каждая сфера включается, как ей положено.
– За исключением того момента, когда мне показали портрет Лорана.
Акерманн наклонился к столу, повернул к Анне экран своего компьютера, и она увидела разбитое на участки изображение собственного мозга. Вид сбоку был люминесцентно-зеленого цвета, внутренняя часть зияла абсолютной чернотой.
– Твой мозг отреагировал на фотографию Лорана полным отсутствием реакции. Никакого сцепления. Прямая линия.
– Что это значит?
Невропатолог снова встал, сунул руки в карманы халата, приняв театральную позу: настал великий миг вынесения приговора.
– Думаю, в работе твоего мозга имеются нарушения.
– Нарушения?
– Затронута зона «узнавания лиц».
Анна была потрясена.
– А что, разве существует зона… лиц?
– Да. За эту функцию отвечает нейронный узел, расположенный в правом полушарии, за височной долей. Он был открыт в пятидесятых годах. Люди, у которых пострадал этот участок, перестают узнавать лица. За последние годы, благодаря появлению позитронного томографа, мы локализовали его со стопроцентной точностью. Теперь нам доподлинно известно, что у «физиономистов» – охранников в казино и ночных клубах – он развит особенно сильно.
– Да, но я-то ведь узнаю большинство лиц, – запротестовала было Анна. – Во время теста я «опознала» всех…
– Всех – кроме мужа. Согласись, это серьезная проблема.
Соединив указательные пальцы, Акерманн прижал их к губам. Этот жест в его исполнении означал глубокую задумчивость. Оттаивая, этот человек становился напыщенным.
– Мы наделены двумя типами памяти. Существуют знания, которые мы приобретаем в школе. Другим вещам мы учимся в течение всей нашей жизни – личной, частной. В мозгу человека они идут разными путями. Я полагаю, что у тебя нарушена связь между мгновенным опознаванием лиц и процессом их сравнения с личными воспоминаниями. Что-то мешает работе этого механизма. Ты способна узнать Эйнштейна, но не Лорана, который относится к сфере твоего «персонального архива».
– Но… это лечится?
– Безусловно. Мы просто переместим эту функцию в здоровую зону твоего мозга. Таково одно из преимуществ этого органа человеческого организма: он пластичен, вернее – гибок. Тебе понадобится «переобучение» – своего рода умственная тренировка, регулярные занятия плюс медикаментозная терапия.
Серьезность тона опровергала хорошие новости.
– Так в чем же проблема? – спросила Анна.
– В объяснении первопричины нарушения. Признаюсь – я в затруднении. Нет ни следа опухоли, ни неврологических нарушений. Ты не перенесла ни механической травмы, ни инсульта, что могло бы перекрыть доступ к крови к этой зоне мозга. – Акерманн поцокал языком. – Необходимо сделать новые анализы, более сложные, и попытаться уточнить диагноз.
– Какие анализы?
Врач сел за стол, бесстрастно взглянул на Анну.
– Биопсию. Необходимо взять микроскопическую пробу мозговой ткани.
Анне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное, потом ужас жаром кинулся в лицо. Она повернулась к Лорану и увидела, что муж согласно кивает. Страх уступил место гневу: все ясно, они сговорились! Ее участь наверняка решилась еще утром.
Слова сорвались с дрожащих губ:
– Об этом не может быть и речи.
Впервые за все время врач улыбнулся. Он, видимо, желал успокоить Анну, но не преуспел – ему не хватало искренности.
– Ты не должна к этому такотноситься! Мы возьмем пробу зондом, который…
– Никто не прикоснется к моему мозгу.
Анна встала, закуталась в шарф, напоминавший крылья ворона, окаймленные золотом. В разговор вступил Лоран:
– Не стоит нервничать, Анна. Эрик заверил меня, что…
– Ты на его стороне?
– Мы все на твоейстороне, – торжественно произнес Акерманн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17