Очень может быть, что ввиду молодости Надежды Сергеевны Аллилуевой это обстоятельство осталось неизвестным комиссии. Я не знаю также, имела ли возможность комиссия при рассмотрении дела о Надежде Сергеевне Аллилуевой сопоставить сведения об ее отце, который работал в разнообразных функциях по содействию партии задолго до революции, оказывая, как я слышал, серьезные услуги нелегальным большевикам при царизме.
Считаю долгом довести эти обстоятельства до Центральной комиссии по очистке партии».
Но несмотря на это, Н. С. Аллилуева была восстановлена в партии только в 1924 году.
Сохранилось ее письмо к И. И. Радченко, в котором она просит дать ей партийную рекомендацию.
«Дорогой Иван Иванович!
Я к Вам обращаюсь с большой просьбой, если Вам не неприятно давать мне рекомендацию для перехода из кандидатов в члены ВКП, то я очень прошу Вас дать мне рекомендацию. Я хотела зайти к Вам сама, но мне уже ровно в девять часов надо быть в СНК, и я не успела бы к девяти часам вернуться. Рекомендацию мою надо написать на отдельном листе и самую простую. К Вам же я как-либо зайду обязательно, но сейчас сама никак не смогу. Простите, что беспокою, и заранее большое спасибо. Привет Алисе Ив. и Алешке.
9.VIII. 24 г.
Надя Аллилуева».
Надежда была крайне скромной женщиной. Внук ее, А. В. Бурдонский, в интервью газете «Вечерняя Москва» привел очень характерный пример: «Как-то в пятидесятые годы сестра бабушки, Анна Сергеевна Аллилуева, передала нам сундук, где хранились вещи Надежды Сергеевны. Меня поразила скромность ее платьев. Старая кофта с заплатами под мышкой, поношенная юбка из темной шерсти, а с изнанки вся в заплатах. И это носила молодая женщина, о которой говорили, что она любила красивые наряды».
Брак Аллилуевой со Сталиным нельзя назвать безоблачным. Она несколько раз уходила от него вместе с детьми Василием и Светланой, а незадолго до смерти даже говорила об окончательном переезде к родственникам после окончания Промышленной академии, где она училась. Сталин относился к жене, по всей вероятности, всегда строго, без понимания ее интересов и, может быть, самого главного – ее молодости. Сильный, стремившийся к власти, Сталин знал, что он делает. «Дорвавшись» до дела своей жизни, преодолев многое и многихпобедив (пока еще не всех), он не мог понять, почему его жена, вместо того, чтобы боготворить, осуждает его, говорит, что он ошибается, что окружил себя не теми людьми… Он, известный революционер, с несколькими классами духовного образования, видно, даже не допускал, а может быть, наоборот – чувствовал, как ему не хватает знаний, широты кругозора, понимал, что живет с энергичным образованным человеком, который хочет быть не только женой первого человека государства, но и его помощником.
Кстати, в присутствии Надежды М. Володичева передала Сталину одну из копий первой части «завещания» Ленина, а Л. Фотиевой – вторую. Вот что об этом вспоминала сама Володичева: «Впоследствии я часто вспоминала об этом эпизоде и поняла, что напрасно показала ленинский документ Сталину. Хотя в нем еще не содержалось предложения сместить Сталина с поста Генерального секретаря ЦК партии, но так или иначе его это письмо насторожило. Теперь он был предупрежден отом, что Ленин готовит к xii съезду партии серьезные предложения о ряде перемен в ЦК. Впоследствии из одного разговора с Надеждой Сергеевной Аллилуевой я поняла, что Сталин опасался, как бы я не поставила в известность о ленинском письме делегатов съезда.
…Сталин меня ругал, он думал, что я понесу это письмо на съезд. И ругал он меня, конечно, в соответствии со своими наклонностями».
В. И. Ленин дал тогда совершенно правильную характеристику Сталину, указав на то, что он слишком груб, недостаточно внимателен к товарищам, капризен, злоупотребляет властью. Эта характеристика соответствует не только его политическому, но и психологическому портрету. В семье он был менее сдержан, ему нечего было здесь опасаться, и это, видимо, было причиной не раз возникавших семейных ссор и даже крупных скандалов, некоторые из которых чуть не закончились для него семейным разрывом.
Грубым Сталин был не только по отношению к жене, нои ко многим женщинам, с которыми он сталкивался.
Письма Н. К. Крупской, В. И. Ленина эту черту характера Сталина особенно ярко и точно выделяют.
23 декабря 1922 года Крупская писала Каменеву: «Лев Борисович, по,поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку, Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один День. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги,чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и Григорию (Зиновьеву Г. Е. – А. К.), как более близким товарищам В. И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которое я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».
Почти через два с половиной месяца, 5 марта 1923 года, В. И. Ленин направил Сталину, а в копии – Каменеву и Зиновьеву следующее письмо:
«Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59