Появившиеся у него заметные залысины несколько старили бывшего болотного жителя и вместе с тем, обнажая его высокий лоб, придавали лицу особую привлекательность. Он производил впечатление мягкого и доброго человека и выглядел примерно так же, как выглядят все хорошие люди на свете. Будь он аристократом, он смог бы пойти очень и очень далеко. Впрочем, Питеру Лейку и без того казалось, что весь мир открыт пред ним, ведь он был прекрасным механиком, здоровым и симпатичным молодым человеком, отлично владеющим своей профессией. Да, конечно же, за ним охотилась полиция, но что с того? Он не был связан никем и ничем и потому не боялся полицейских.
Стоило ему подумать об этом, как он увидел перед собой улыбающегося Сесила Мейчера.
– Сесил, ты откуда взялся? Разве я тебя звал?
– Я сам к тебе пришел!
– Уходи. Меня разыскивает полиция.
– Подумаешь…
– Я серьезно. Шел бы ты лучше домой.
– Лучше я с тобой останусь.
– Ты не можешь остаться со мной, Сесил! Ступай домой!
– Где хочу, там и хожу, понял?
– Неужели ты не понимаешь, что с тобой они изловят меня в два счета? Зачем мне такой хвост нужен?
– Мы живем в свободной стране. Куда хочу, туда иду. Таков закон. Любой судья это подтвердит.
– Я тебе голову отрежу!
– А вот и не отрежешь!
– Я от тебя сбегу, только и всего!
– Не сможешь. Я тоже бегать умею. Да и толк от меня какой-никакой, а будет. Я ведь в школе овощи готовил, пюре овощное, помнишь?
– Мне не до пюре, меня в убийстве обвиняют.
Они шли быстрым шагом по Бауэри.
– У Джесси Джеймса и у Бутча Кэссиди такие повара, ясное дело, есть. Этого требует этикет. Я не только овощи умею готовить, я и стирать могу, и сторожить по ночам. Да и кузнец я неплохой.
Они прокладывали себе дорогу через габардиновые людские волны, гулявшие по Бауэри. Солнце клонилось к горизонту, отражаясь в темных кривых зеркалах бесчисленных окон. На вечерний промысел стали выходить лоточники с жаровнями для мяса и уличные музыканты; мюзик-холлы призывно засверкали переливчатыми разноцветными огнями. Музыка доносилась даже с пароходов, выскользнувших из-за Манхэттена и исчезнувших в опустившемся на Ист-Ривер вечернем сумраке, с тем чтобы изведать прелесть залитой лунным светом теплой ночи, оглашаемой криками пересмешников.
– Еще я умею делать татуировку.
Питер Лейк остановился как вкопанный и перевел взгляд на юного Сесила.
– Чего-чего?
– Татуировки умею рисовать, вот чего.
– Ты это серьезно?
– Пока они меня не зацапали, я работал учеником в специальном кабинете.
– Ты же вроде как селедку ловил?
– Это давно было. А потом я татуировки стал рисовать.
– Где?
– В Китае.
– Ну да, конечно.
– Там одни китайцы живут. Чайнатаун называется.
– Ну и что из того, что ты татуировки рисовать можешь?
– Я могу деньги зарабатывать. Я когда-то даже очень богатым женщинам татуировки делал! Мне тогда десять лет было.
Сесил предстал Питеру Лейку в совершенно новом свете.
– И что же это были за татуировки?
– Карты, санскрит, билль о правах (я его из книжки списывал). Мы с Фа-Вунем даже у мэра побывали. Я расписывал задницу его супруге: на одной половинке карта Манхэттена, на другой – карта Бруклина. Фа-Вунь и мэр стояли за занавеской, а работу всю делал я. Фа-Вунь за нее пятьсот долларов получил.
Пораженный разносторонностью дарований Сесила Мейчера, Питер Лейк дозволил ему остаться с условием, что в любой момент они могут расстаться, а Сесил выбросит свою дурацкую круглую шапочку с фестонами.
Они направились прямиком в галантерейный магазин, с тем чтобы купить там китайскую шляпу (поскольку именно такие шляпы носили и Мутфаул, и Фа-Вунь, о котором у Сесила остались самые теплые воспоминания). Приосанившись, Питер Лейк обратился к владельцу магазина:
– Мой повар и татуировщик господин Сесил Мейчер хотел бы приобрести у вас китайскую шляпу.
Продавец быстро нашел шляпу нужного размера, которая в любом случае была ничем не хуже дурацкой круглой шапчонки Сесила.
Они жили на чердаках и под водонапорными башнями, существуя главным образом на деньги, вырученные за татуировки. Когда же шумиха, связанная с убийством Мутфаула, стала стихать, Питер Лейк стал выполнять кузнечные подряды, называясь вымышленным именем, после чего дела у них явно пошли в гору. Однажды вечером, утомленные тяжкими трудами, они отправились в салун, с тем чтобы выпить там пива и утолить голод жарким, горячей выпечкой и овощами. В залитом ярким светом салуне стоял оглушительный гвалт, поскольку там в этот час находилось никак не меньше двух сотен не вполне трезвых посетителей. Однако в тот самый момент, когда на стол было подано брызжущее соком долгожданное жаркое, в зале установилась гробовая тишина (ее нарушало лишь доносившееся из ледника капанье).
В салун вошел не кто иной, как сам Перли Соумз, изнывавший от скуки и походивший на огромного ощетинившегося кота. Серебристые усы и борода, а также кошачьи баки, украшавшие розовые щеки, наделяли его странной гипнотической силой, которая устрашила бы и кобру. Он был поразительно самоуверен, энергичен и подл. Он любил пугать посетителей салунов. Прошло совсем немного времени с той поры, как Перли Соумз расчетливо и жестоко убил первого главаря банды Мейхью Роттинела и занял его место. Перли направился к стойке бара в сопровождении своей омерзительной свиты, численности которой позавидовал бы и лорд-мэр. Осмотревшись вокруг, он заметил Питера Лейка и Сесила Мейчера, застывших над жарким, и остановил взгляд на ножнах, висевших на поясе Питера Лейка.
– Ты что, владеешь мечом? – спросил он вполголоса. Почувствовав в этом вопросе неприкрытую угрозу, Питер
Лейк поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31