Шарлотта не исчезла и не свалилась в пруд, как ты говорила. Она не пошла ни к кому из подружек, ничего подобного. – В голосе средних лет полицейского звучали настоящая злость и нетерпение. – Мы проверили всех по твоему списку, но это оказалось пустой тратой времени.
– Я так вам и сказала.
– Да, но не сказала почему. А, между прочим, должна была бы. Тебе следовало бы сразу рассказать нам все, что ты знаешь. И тем не менее лучше поздно, чем никогда. Теперь тебе лучше рассказать нам все, какой бы неприятной ни была эта правда.
Ники Бэгшот чувствовала, как стекленеет ее взгляд. Уставившись в серое пластиковое покрытие стола, который отделял ее от полицейского, она постаралась собраться с духом.
В исчезновении Лотти виновата она. И она это знала. От этого не уйти, она и не пыталась. Не нужно было отворачиваться, ни на минуту. Но с их стороны несправедливо обвинять ее в том, что она могла причинить Лотти вред. Она никогда бы этого не сделала, никогда в жизни. Они должны это понимать.
Полицейские всегда так поступают. Когда у них ничего на тебя нет, они вынуждают сказать что-нибудь, что потом можно будет обернуть против тебя. Но они не должны делать этого сейчас, пока Лотти все еще не нашли. Лучше бы тратили свое время на поиски.
– Может, ее умыкнули пришельцы, сержант? – сказал второй полицейский, помоложе.
Ники было наплевать на его сарказм. От сознания того, что он глуп настолько, чтобы отпускать глумливые шуточки по такому серьезному поводу, ей почему-то сделалось чуть легче.
– Да, Ники? Вышли из «тарелки», да? И похитили ее?
– Я уже все вам сказала, – ответила Ники, убирая со лба липкую от пота челку. – Шарлотта в полной безопасности стояла в очереди на большую горку. Когда я услышала, как позади меня упал и начал громко плакать ребенок, я оглянулась посмотреть, что случилось. Любой на моем месте поступил бы так же.
– И что потом?
– Как я уже говорила, это был маленький мальчик, который прыгнул с качелей и упал. У него кровоточили коленки, и никто не пришел ему на помощь. Я сделала для него, что могла… кто-то же должен был. Когда я закончила с мальчиком, я повернулась проверить Шарлотту, а ее не было. Она не издала ни единого звука, и все, кого я расспрашивала, сказали, что ничего не видели… никакой маленькой девочки, которая волновалась бы, или была расстроена, или вырывалась и протестовала.
– По всему выходит, что теория Дейва насчет пришельцев в конце концов окажется верной, – с глупой, фальшивой улыбкой сказал полицейский постарше. – Ты должна была что-то слышать, Ники. Дети не исчезают в клубе дыма, верно? Давай, дорогуша, ты же понимаешь, что это не очень достоверная история. Всем нам будет легче, если ты расскажешь, что же случилось на самом деле.
– Я вам сказала, – ответила Ники. – Я много раз вам говорила. Я не виновата, что вы мне не верите. Не было ни шума, ни волнения, никто ничего не видел. Я никак не могла знать, что с Лотти что-то происходит.
– Да. Ты нам говорила. Беда в том, Ники, детка, что концы никак не сходятся. Ты должна это понимать. Такая умная девушка, как ты.
Она закрыла лицо руками. Прижав пальцы к опущенным векам, она ясно видела разноцветные фигуры в парке. Там была Шарлотта в синей юбке, красных колготках и кофточке. Колготки были не по погоде теплыми, но девочка раскапризничалась и хотела надеть именно их. Ники показалось неправильным настаивать на своем только потому, что другая одежда была более подходящей, да и вообще, Ники с удовольствием при любой возможности позволяла Лотти поступать по-своему. Своеобразная небольшая компенсация за все то, чего Лотти делать не разрешали.
Кроме того, там был мальчик. Его она тоже видела, как на картинке, на внутренней, словно освещенной, стороне своих покрасневших век. Он выглядел где-то на год помоложе Шарлотты и был одет в коротенькие тонкие коричневые шорты, оголявшие его костлявые коленки. С ним ничего не случилось бы, если б он просто бежал и упал, как это постоянно происходит с детьми. Но тут все получилось иначе. На самой высокой точке отлета качелей он почему-то отпустил одну из цепочек. Сиденье, ударив его в спину, вероятно, оставило синяк и перепугало мальчика, но подойти к нему Ники заставили его крики и кровь на коленках. Она не могла просто отвернуться, не могла. Ведь он так кричал.
Куда бы они с Лотти ни шли, Антония всегда заставляла ее брать рюкзачок с аптечкой первой помощи, так что у нее было полно антисептических салфеток и пластырей всех размеров. К тому моменту, как она очистила ранки от песка и маленьких кусочков коры, его короткие, пронзительные крики сменились сдержанными всхлипываниями. Она предложила ему самому выбрать понравившийся пластырь, и мальчик очень заинтересовался изображениями медведей, напечатанными на обратной стороне пластыря. Ники дала ему поиграть одним из кусков, пока тщательно приклеивала два других на коленки.
Как успокаивает ощущение тугой липкости вокруг ранок! Она прекрасно это помнила. Когда кровь остановлена и царапины заклеены, все не так страшно; а большой кусок пластыря еще и придает чудесное сознание собственной важности, когда тебе столько лет, сколько этому мальчику.
Он успокоился и даже улыбнулся, когда она объявила ему, что закончила, и поставила его на ноги. Но не успел он ничего сказать, как подбежала женщина и вырвала его из рук Ники. Тогда он снова расплакался, а женщина повернулась к Ники и самым высокомерным тоном – почище, чем у Антонии, – отчитала ее.
Типичная «воскресная» мамаша, которая понятия не имеет, что ее ребенок умеет, а что нет и что ему нужно. Позволила ему кататься на качелях одному, когда он слишком мал для этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91