Это все, что вам нужно знать. А теперь, прошу вас, займитесь своей работой и найдите ее. Прошло уже почти четыре дня. Как и я, вы прекрасно понимаете, что это значит. Но все-таки она еще может быть жива. И если так, а вы возитесь здесь, пока ее… – Триш сделала осторожный вдох, не давая себе расклеиться. – Вы же не сможете после этого жить!
– То же самое я могу сказать и вам, мисс Макгуайр. Если вам нечего скрывать, у вас нет причин возражать против любых наших вопросов. Нам нужны ваши ответы для того, чтобы найти ее.
– Вы напрасно теряете время. Как вы не понимаете? Я же сказала вам, что последние полтора месяца не видела ее, – сказала Триш, гадая, удастся ли ей когда-нибудь до них достучаться. Она чувствовала, как в глубине ее сознания начинает нарастать ярость.
– Долг каждого гражданина помогать полиции в ее расследованиях.
– Только моральный долг, – автоматически напомнила ей Триш. – Нет закона, в котором говорилось бы, что я обязана с вами разговаривать. Но, как вы, надеюсь, понимаете, если бы я знала что-то полезное, я бы сообщила об этом уже несколько дней назад. Я больше других хочу, чтобы Шарлотта вернулась.
– Что ж, интересное заявление. Вы уверены, что не видели ее с того ужина?
– Ну сколько можно? Да, уверена.
После этого Триш сдалась и нетерпеливо повторила всю историю о появлении Шарлотты во время ужина и в подробностях описала, как убедила девочку вернуться в постель, отрицая, что ей было что-то известно про синяки, которые Антония, по ее словам, увидела на следующий вечер.
– У вас есть определенный опыт обращения с маленькими детьми, да? – внезапно спросила сержант Лейси.
– Не знаю, что вы имеете в виду, – удивленно ответила Триш. – Если только вы не говорите о моем опыте юриста.
– Нет. – Сержант Лейси, как обычно, говорила спокойно, но уже гораздо менее мягко. – Я говорю о вашей работе няней и опыте общения с вашими крестниками. Их у вас четверо, насколько мне известно, три девочки и мальчик.
Триш промолчала, недоумевая, откуда Лейси получила эти сведения и зачем они вообще ей понадобились.
– Это верно?
– Конечно, сержант Лейси. Но я не понимаю, при чем здесь это.
– Вы присматривали за вашим крестником… – она заглянула в свой блокнот, – вашим крестником Филипом Кларком, когда он получил серьезный порез головы. Это верно?
– Да, – ответила Триш, складка на ее переносице углубилась. – Почти пять лет назад. Он упал со шведской стенки в саду своих родителей и ударился головой о край игрушечного грузовика, который оставил внизу.
– Пришлось накладывать швы, не так ли?
– Да. – Триш не могла себе представить, как полиция раскопала эту историю. К сожалению, она прекрасно понимала, как они собираются ее использовать. Она помнила крики мальчика, эти оглушительные всплески, которые напугали их обоих даже больше, чем кровь и боль. – Я отвезла его в местный травмопункт, и там ему наложили швы. Все обошлось.
– А ваша крестница, Патрисия Смит-Каннингэм, получила ожог, когда находилась здесь, в этой квартире, два года назад, так?
– Крошечный ожог, да. – Этот случай напугал ее не сильно. – Мы готовили ириски, она разволновалась и капнула на руку чуточку кипящего сиропа. Она перепугалась и расплакалась, но у меня в кухонном шкафчике нашелся «Акрифлекс», и Пат успокоилась, как только я нанесла мазь.
– Вы никогда не были замужем, правда? – спросила сержант Лейси, сменив тему с резкостью, которая развеяла бы сомнения Триш насчет того, куда клонит Лейси, если бы такие сомнения у нее еще оставались.
– Довольно, – произнесла она. – Я не знаю, что вы там предполагаете, но что бы это ни было, вам лучше остановиться.
– У вас был ряд романов с мужчинами, верно? – не отступала сержант, и было заметно, что ее работа не доставляет ей удовольствия. – И каждый следующий оказывался короче предыдущего.
Она ждала ответа, но Триш молчала. Ее права были ей хорошо известны: она не обязана отвечать.
– И каждый следующий устраивал вас менее, чем предыдущий, – продолжала сержант. – Возможно, поэтому, как я думаю, вы на одной вечеринке заявили, что вся беда в том, что мужчины ведут себя как дети, дай им хоть полшанса, но не обладают очарованием детей и далеко не так привлекательны.
Триш с трудом удержалась от того, чтобы не воздеть в отчаянии руки. Бессмысленно описывать обстоятельства, при которых она сделала столь фривольное замечание, или объяснять, что она имела в виду. Лейси, похоже, настолько убеждена в своей фантастической теории, что, вероятно, не станет и слушать.
– Могу я спросить, кто нарисовал вам столь необыкновенную картину?
– Ну не надо, мисс Макгуайр, – сказала сержант Лейси, и в глазах ее, помимо отвращения, появилась жалость. Это было, пожалуй, хуже всего: жалость. Это позволяло предположить, что кто-то сумел убедить ее, будто Триш способна на самое ужасное – преступление против ребенка.
– В другой раз вы, насколько мне известно, сказали, что нет ощущения лучше, чем держать на коленях только что искупавшегося ребенка. – Триш не помнила за собой таких слов, но вполне допускала, что могла сказать это матери одного из своих крестников или одной из тех женщин, с детьми которых она сидела в те дни, когда еще не начала зарабатывать настоящих денег в адвокатской конторе. У кого угодно могло вырваться такое замечание, подумала она. И это действительно было чудесное ощущение: пухленький, ерзающий человечек, завернутый в полотенце, сидит у тебя на коленях и просит поиграть с ним или рассказать сказку.
Триш почувствовала, как к ее щекам прилила кровь, так что даже заныли зубы, и пожалела, что не умеет по-настоящему контролировать свои эмоции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91