– На мгновение Триш показалось, что реакцией Эммы будет нехарактерная для нее агрессивность, но подруга только покачала головой.
– Хэл окончательно меня бросил, – ровно проговорила она. И опять села, сцепив руки вокруг колен. – Сегодня утром я получила письмо.
– По-моему, к этому все и шло, – сказала Триш, чтобы поддержать разговор.
– Да. Что убило меня больше всего… – Большие синие глаза Эммы наполнились слезами, и Триш подлила ей вина. Эмма сделала глоток. Когда же она снова подняла взгляд, то уже взяла себя в руки. – Что убило меня больше всего, так это обвинение в том, будто я пыталась оказывать на него силовое давление. Силовое давление!
– По-моему, это типичный предлог. Обычно все они говорят что-то подобное, когда сваливают.
– Правда? – На мгновение в глазах Эммы засветилась надежда. Она вдруг показалась удивительно молодой. – Правда, Триш?
– По крайней мере, мне они так говорили, – сдержанно отозвалась она, желая поддержать подругу, но понимая, что может сослаться только на свой собственный опыт. Она ничего не могла сделать, чтобы смягчить боль Эммы, разве только предложить слабенькое утешение, заключающееся в том, что ты, мол, не единственная в своем роде. – Или это, или ты его не понимаешь, или выдвигаешь слишком большие требования, или ведешь себя, как его мать. Очень немногие из них говорят честно: «Я ухожу от тебя» или «Я встретил другую». Давай будем справедливы: возможно, это не трусость… возможно, они считают, что такая правда ранит нас слишком сильно.
– Не уверена, что что-нибудь сможет ранить меня сильнее, чем это, – сказала Эмма, глядя в свой бокал. – Знаешь, я привыкла доверять ему. Наверное, у меня невероятно дурной вкус на мужчин.
– У нас у обеих.
– Странно, правда? – заметила Эмма, слегка оживляясь, чего с ней не случалось уже многие месяцы. – Две такие роскошные девушки…
Триш с готовностью засмеялась, хотя печаль в голосе подруги пронзила ее, как пронзает круг сыра струна сырорезки.
– Насколько мне известно, красота не имеет к этому никакого отношения. Хэл сказал, какие у него планы насчет квартиры?
– О, продать ее, конечно. Он хочет свою долю. Слава богу, цены начали расти. Мы хотя бы получим какую-то прибыль. Этим утром я должна была звонить агенту по недвижимости.
– Понятно, – сказала Триш, чувствуя, как гнев вытесняет печаль из ее души. – Он бросает тебя и ждет, что ты выполнишь всю работу, чтобы облегчить ему жизнь. Какой мерзавец!
– Ну, он всегда зарабатывал больше и больше платил по закладной. Полагаю, это дает ему…
– Так рассуждает Антония, Эмма. Но не ты. Ты никогда так не думала, поэтому и не начинай. Деньги ничего не извиняют. И в любом случае половину депозита внесла ты, верно?
– Да. Мне придется подумать, что подыскать, куда обратить свои взоры, где я смогу позволить себе жить.
Мысли неслись в голове Триш с такой скоростью, что она не успевала облекать их в слова. Самая великодушная из них была: Эмма нуждается в помощи; она доверилась Хэлу, а тот ее предал. Кто-то должен был ее утешить. Наименее великодушная: закладная на квартиру в Саутуорке огромна, и небольшая рента не помешала бы, а здесь так много места, что временный квартирант совсем не будет в тягость.
– Послушай, Эмма, не хочешь пожить здесь, пока будешь думать? До принятия решения, разумеется, но если тебе надо каким-то образом перебиться…
Эмма поставила бокал на пол, поднялась и обняла Триш, на секунду положив голову ей на плечо, потом отступила на шаг и сказала:
– Ты самая добрая и самая лучшая, Триш. И если уж на то пошло, ловлю тебя на слове. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Уже несколько дней я просыпаюсь от кошмара, что ночую на Стрэнде в картонной коробке. – Она попыталась засмеяться. – Я лучше пойду, пока опять не начала распускать нюни. Последние месяцы я только этим и занималась. А ты что собираешься дальше делать? Помимо того, что выяснишь у Бена Уэблока, что он делал в Шарлоттином парке?
– Не знаю.
– Триш?
– Да?
– Почему ты его еще не спросила?
Чувствуя, как вспыхнули ее щеки, Триш покачала головой:
– Да я вроде как и спросила, просто его жена слушала по параллельному аппарату, и я поняла, что лучше не давить. А сегодня утром я в глубине души надеялась, что ты узнаешь от Ники достаточно и мне не придется этого делать. Я и сама не знаю, боюсь ли я того, что могу услышать, или не хочу огорчать его предположением, что он способен на…
Она посмотрела на Эмму и увидела, что та все понимает.
– Я отвратительно вела себя по отношению к нему, когда он бросил Антонию почти пять лет назад, и он выглядел таким потрясенным, когда решил, что я собираюсь спросить, не знает ли он, где Шарлотта. Мне не хотелось наседать на него без достаточных доказательств. Ты мне их предоставила, и теперь мне придется сделать это скрепя сердце.
– Что ж, понятно. Хотя почему ты просто не скажешь полиции? В конце концов, в твои обязанности не входит выявлять подозреваемых.
– Не входит. – В голосе Триш прозвучало сомнение. – Но я хочу сделать все от меня зависящее, по многим причинам.
– Например?
– Это глупо, но как только все началось, я не могу отделаться от чувства, будто она моя дочь. Отчасти потому, что она мне очень нравится, отчасти – потому что во многом я увидела в ней себя. Все говорят, что она, как и я, унаследовала наш фамильный характер. И у нее тоже нет отца. Если Бен… Если он причинил ей вред, я должна это знать.
После паузы Эмма легко произнесла:
– Триш, я не верю, что у тебя когда-нибудь был плохой характер.
– Значит, мне удается скрывать его лучше, чем мне кажется. Спасибо тебе за это, Эмма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91