Ее квартира находилась в двадцати минутах ходьбы от лаборатории, и раз вечер выдался погожим, не было необходимости ехать домой на автобусе. Он все равно застрял бы в пробке. И она пошла на Байерс-роуд пешком.
Она знала, что Шон уже наверняка купил что-нибудь к чаю, но все равно зашла в магазин, где продавали пасту. Мистер Марджотта, приветствовавший ее своей обычной скороговоркой, уговорил купить для пробы каннеллони со шпинатом и сыром рикота и даже добавил лишнюю порцию соуса из томатов и базилика.
– Пища любви, – сказал он, хитро улыбаясь.
Как раз этого ей хотелось меньше всего.

Прежде чем вставить ключ в замок, Рона потратила пять минут на обдумывание своих дальнейших действий. С одной стороны, можно было просто забыть о том, что она видела в Галерее искусств, но это было все равно что улика в криминальном расследовании, и она не могла пройти мимо. Такая же улика, как сперма на покрывале. Она должна была узнать, чья это сперма.
Когда она открыла дверь, в нос ей ударил густой аромат чеснока и оливкового масла.
– Эй! – позвал Шон из кухни. Он резал овощи на столе у плиты. Когда она вошла, он с улыбкой обернулся, вытирая руки полотенцем.
– У тебя усталый вид, – заметил Шон. – Чего-нибудь хочешь? Вина? Кофе?
– Ванну.
Он подошел, и она заставила себя улыбнуться.
– Идем, – сказал он.
Ей хотелось побыть в ванной одной и за закрытой дверью, но Шон вошел с ней, открыл оба крана и стал ее раздевать. За спиной у Роны шумно полилась вода, горячая и холодная, как ее мысли. Он сел на стул и усадил ее к себе на колени, одной рукой щекоча ей затылок, а другой пробуя воду в ванне. Когда ванна наполнилась, он выключил воду и сказал:
– Готово. Залезай. – Она ступила в воду покорно, как ребенок. – Я крикну, когда чай будет готов.
Он вышел, оставив дверь открытой. Она потянулась, чтобы захлопнуть ее.
– Не запирайся! – сказал он. – Я принесу тебе вина.
Рона бессильно опустилась в воду, откинулась и закрыла глаза.
Шон возвращался дважды. Сначала с обещанным вином, а потом с бутылкой, чтобы снова наполнить ей бокал. Во второй раз она не открыла глаз, хотя он встал на колени у ванны и она чувствовала его теплое дыхание у себя на лице. Потом вода возбужденно всколыхнулась и разошлась в стороны от ее согнутых ног, ударяясь в стенки ванны, в то время как его рука медленно скользила вверх по ее бедру.
Вот так всегда, подумала она. Возбуждать. Подготавливать. Шон это хорошо умеет. Она выпрямилась и открыла глаза.
– Теперь лучше? – Он улыбался, взгляд его синих глаз выражал уверенность.
Она встала, он подал ей полотенце, затем халат.
– Одеваться не нужно, – разрешил он.
Шон любил женщин. Ему было хорошо с ними. Но больше всего ему нравилось быть с ними в постели. И на саксофоне он играл в такой чувственной манере, будто не играл, а занимался любовью. Он баюкал свой инструмент, гладил его, перебирал клавиши и дул в него, пока саксофон не взвизгивал от удовольствия. Некоторое время назад Рона заметила перемену в его отношении к себе. Он больше не играл на ней, он играл с ней. А это уже совсем другое.
– Вкусно? – спросил Шон.
– Объедение.
– Пасту я поставил в холодильник, приготовлю завтра на ужин.
Каждую пятницу Шон играл традиционный джаз в одном из клубов в центре города. В «Абсолютном джазе» всегда было темно и уютно. По пятницам там обычно было яблоку негде упасть. Программа начиналась в десять и заканчивалась не раньше двух часов утра. А потом Шон часто оставался на джем и играл до рассвета. Рона любила наблюдать за его игрой, за его искусными руками, выжимавшими потоки чувств из золотого инструмента, как в тот вечер, когда они познакомились. В клубе была организована вечеринка для полицейских, и его пригласили выступить. В перерыве он подошел к ее столику и попросил разрешения с ней поговорить. Его прямота настолько ошеломила ее, что отказать она не смогла. Кроме того, весь вечер он был объектом ее эротических фантазий. Она осталась допоздна. В конце музыканты заиграли тихий соул, и публика стала постепенно расходиться. Он уложил свою дудку в футляр, и они вышли вместе. С тех пор они не расставались.

Я не могу идти в клуб, думала она. После того, что узнала.
Насвистывая и звеня чашками, Шон засыпал свежемолотый кофе в кофеварку.
– В пятницу я ходила в Галерею, – услышала Рона свой собственный ровный голос.
Шон не отвечал. Она уж подумала, что он, наверное, не слышит. С ним это частенько случалось. Когда складывалась в голове мелодия, он, насвистывая ее, уносился в неведомые дали. Но не сейчас. Сейчас он слышал ее.
Шон, не переставая насвистывать, поставил кофейник и начал разливать кофе. Прежде чем ответить, он довел мотив до конца.
– Здесь обычные люди посещают картинные галереи. Мне это нравится. Это напоминает мне Дублин, – без тени волнения негромко проговорил он.
Он не собирался вступать в перепалку. Повисло молчание. Рона потрогала свою чашку и сказала:
– Ты ходил туда в пятницу.
– Ходил.
Неясно было, вопрос это или ответ.
– С тобой была женщина.
– Была.
Сделав глоток, он аккуратно опустил чашку на блюдце. Он все делал аккуратно. Его большие руки двигались уверенно и мягко.
– Кто она? – Рона старалась говорить безразличным тоном.
Шон пристально смотрел на нее, ловя ее взгляд.
– Одна моя знакомая. Она любит картинные галереи.
– Как я.
– Нет, – он покачал головой, – не как ты. – Он взъерошил волосы.
Я его вычислила, подумала Рона. Она ждала продолжения, но перебила его, едва он открыл рот.
– Рона…
– Ты спишь с ней?
– С ней? – Он повторил ее слова таким беспечным тоном, что они сразу как будто утеряли всякий смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55