На первый взгляд в чате «Грудастые блондинки» собирались шутники. Они в подробностях обсуждали картинки, изображавшие Памелу Андерсон и ее сиськи. Лекторша не обошла молчанием вероятность того, что прямо в эту самую минуту кто-то из посетителей или читателей под это дело мастурбирует. В чате сидело полно народу.
Как только охотники находили ребенка, начиналась обработка. Дети часто подключаются ночью или рано утром, когда родители еще спят. После обычной дружеской болтовни ему посылали картинки. Сначала вполне невинные. Лекторша обвела слушателей взглядом, говорившим: вроде тех, над которыми мы все только что смеялись. Но подростку было бы неловко покупать такое в открытую. Если жертва отвечала, то следовала вторая серия фотографий, более откровенных, способных вызвать легкий шок, но сопровождавшихся заверениями, что вреда от них нет. В конце концов, по телевизору все время крутят эротику.
Присутствующие слушали со все возрастающей неловкостью. Билл хорошо чувствовал это. Кому понравится, если то, что он делает или смотрит, приводит к столь ужасным последствиям?
Затем наступала очередь еще одной серии фотографий. Она содержала порнографические снимки, где было такое, о чем ребенок мог думать, но чего никогда не осмелился бы попросить посмотреть. Вещи, которые одновременно отвращают и возбуждают любопытство. Если ребенок оставался на связи, ему делали предложение. Если он отключался, то его это не спасало. Его начинали шантажировать. Грозили, что отправят сообщение родителям, приложив фотографии, которые он рассматривал. Так или иначе, жертва попадала на крючок.
Потом происходила встреча. И тут насилие становилось реальностью.

Билл остановился на ступеньках университета и сделал глубокий вдох, дабы выветрилась вся гадость из головы. Констебль Макфайл, проходя мимо, бросила в его сторону красноречивый взгляд, ясно говоривший, что с нее на сегодня достаточно, и поспешила к своей машине. Билл внезапно решил повременить с возвращением на работу. Прогуляться по свежему воздуху, среди нормальных людей, которые живут обычной жизнью, ходят по магазинам, а не насилуют детей. Он повернулся и пошел в парк. Листва на деревьях была свежая, нежно-зеленая, какой она бывает в Шотландии в начале лета. Ливень промыл улицы, в глубоких сточных канавах струилась дождевая вода. Он шел размеренным твердым шагом, как будто верил, что на земле еще остались незыблемые ценности и идеалы. Когда он проходил мимо Гилмор-хилла, высокие двери распахнулись и наружу повалили студенты, которым не терпелось поскорее выскочить из экзаменационных аудиторий. Некоторые возбужденно трещали, спеша поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Другие предпочитали отмалчиваться.
Билл тоже был не из тех, кто говорит, лишь бы не молчать. Некоторые моменты сегодняшнего дня ему хотелось бы навсегда стереть из памяти. Он направился через парк к реке Кельвин. На траве в полном одиночестве играла девочка лет восьми. Он замедлил шаг, надеясь, что сейчас появится ее мать, старшая сестра или брат или еще кто-нибудь. Но на дорожку никто не выходил. Он нерешительно остановился, думая, не подойти ли к ней и не спросить ли, где она живет. Но не подошел, а сел на скамейку и стал ждать, сознавая, что и сам способен вызвать подозрения. Мужчина средних лет сидит и наблюдает за маленькой девочкой, играющей в парке. Наконец-то по крутому склону от реки поднялась какая-то женщина, сердито крича, схватила девочку за руку и потащила прочь. Билл вздохнул с облегчением.
Он знал, что это такое. Страх, тревога. После каждого убийства или преступления это повторялось. На мгновение ему отчаянно захотелось защитить всех беззащитных и невинных.
Он вдруг вспомнил, что поблизости находится лаборатория Роны. Они еще не разговаривали с тех пор, как он предупредил ее о газетчиках. У него есть для нее новости. По крайней мере, одна новость. На теле обнаружили особую примету.

7

Квартира была большая и удобная. Рона влюбилась в нее три года назад и первые три недели после переезда все ходила и повторяла: «Я люблю эту квартиру». Тогда некому было ее услышать и решить, что она сошла с ума. Была только кошка, а кошка все равно ее не слушала. Когда она пришла посмотреть квартиру и хозяйка открыла ей дверь, она сразу поняла, что это будет ее дом. И даже промозглая шотландская ночь не остудила ее пыла. Тогда же она дала слово себе и кошке, что не допустит никаких вторжений в их жизненное пространство. И она держала слово, пока не появился Шон.
Перед наступлением сумерек в кухню проникал теплый золотистый вечерний свет и наполнял ее тихим мерцанием. Свет шел из-за соседнего маленького монастыря, при котором был даже крохотный ухоженный садик – символ порядка и веры. Но сегодня звон монастырских колоколов, созывающий монахинь на вечернюю службу, лишь напомнил Роне, что у нее не осталось веры ни в Бога, ни в себя.
Она ушла из лаборатории сразу вслед за инспектором Уилсоном. Было что-то болезненно-печальное в том удовольствии, с которым он сообщил ей о родимом пятне. Пока он объяснял, что это всего лишь неровность кожи на внутренней стороне бедра, она чувствовала, как каменеет ее лицо. Но в младенчестве, сказал он, это пятно было более заметным. Это может помочь идентификации.
Замерший крик до сих пор стоял комом в горле. Как и все эти семнадцать лет. Домой она поехала на автобусе. Урчание двигателя всю дорогу эхом отдавалось в мозгу. Ее била дрожь, и женщина, сидевшая рядом, спросила, не случилось ли чего и не нужно ли ей врача.
Войдя в квартиру, она заперла дверь на замок и только потом позвонила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55