Не знаю, как насчет наших ораторских способностей, но свою ответственность перед зрителями я, как и другие хоккеисты, чувствую, несомненно: мы же для них играем. Если бы зрителей не стало, наш вид спорта просто потерял бы смысл. Говорю именно о спорте. Физическая культура – это одно, а большой спорт – другое. Он существует, если можно так сказать, для внешнего потребления, для зрителей. Это – наш театр. Театр спортивных команд. Только на первых порах играешь для себя, для своего здоровья (хотя дети об этом и не задумываются) или развлечения, ради собственного соперничества с ровесниками. А потом, став мастером, – для зрителя. Только для него.
Однажды в очередной раз возник разговор о болельщиках.
Сергей снова сетовал на инертность зрителей, на снижение в Москве интереса к хоккею.
– Плохо это… И для самой игры прежде всего. Если трибуны пустуют, то настроение играть, бороться пропадает. Боюсь я пустых трибун…«Припомнили мы тогда и другие виды спорта. Рассказал Макарову о беседе с его знаменитым тезкой, Сергеем Бубкой, которая в те дни состоялась в журнале „Спорт в СССР“. Во время Игр доброй воли в Москве президент МОК Хуан Антонио Самаранч назвал Бубку „самым выдающимся атлетом наших дней“. Журналист спросил рекордсмена, как он относится к славе, не тяготит ли его ее бремя. Бубка ответил:
– Бывает тяжело. Порой думаешь, что легче установить еще один рекорд, чем отвечать на вопросы журналистов, участвовать в съемках, раздавать автографы… Но все это дань болельщикам, вдохновляющим спортсмена на борьбу, людям, ради которых мы и отдаем все силы во время соревнований…
Макаров согласился с точкой зрения Бубки.
– Конечно, это правильно… Играем, соперничаем, делаем все возможное именно для болельщиков. Им хотим доставить радость. И особенно они радуются нашим победам, когда мы выигрываем Олимпийские игры или чемпионаты мира. Это, считаю, вполне законная гордость за своих соотечественников…
Говорили мы с Макаровым и о непосредственном контакте спортсмена с зрителями в минуты игры. Сергей тогда заметил, что хоккеистам или тому же Бубке труднее, чем, например, теннисистам.
– Вот когда легкоатлеты выступают в залах, в закрытых помещениях, то там зрителям интереснее – они ближе к спортсменам, буквально слышат их дыхание, видят глаза атлетов. Когда спортсмены рядом, зрители подмечают все тонкости борьбы, все оттенки настроения спортсменов. Совсем как в теннисе…
Сравнение с теннисом не удивило. Знал, конечно, что Макаров один из самых сильных теннисистов в армейской хоккейной команде.
А Сергей продолжал:
– Мы с интересом смотрим теннис… Хотя бы уже потому, что многие из нас играют. Хорошо, кстати, что теперь стали больше показывать эту игру по телевидению. Бывая за границей, видели телетрансляции многих турниров «Гран-при», видели, как Макинрой бросал ракетку в публику, как Коннорс демонстративно выражал свое неудовольствие зрителям, переругивался с ними.
У нас в хоккее такое, к счастью, невозможно. Во-первых, аудитория чаще все-таки больше, во-вторых, трибуны дальше от площадки, а в-третьих, нас разделяют высокие стеклянные бортики. «Любезностями» с не понравившимся тебе болельщиком не обменяешься.
А встречи со зрителями не на стадионе, а в различных аудиториях считаю одной из форм пропаганды физической культуры.
Вопросы задаются разные. Хотя они и повторяются. Меня, например, чаще всего спрашивают про нынешних моих партнеров, про нашу пятерку и про детство, про то, как попал в хоккей…
Хоккей в коридоре
У этой книги будут соавторы.
Отец героя. Его брат. Жена. И, понятно, – сам герой.
Сергея Макарова мы увидели, кто бы и как бы теперь ни хитрил, толкуя о своей давней прозорливости, когда этот мастер уже состоялся.
Восхождение оказалось скорым, и мы не успели проследить за ступенями его роста.
Но отец, но старший брат…
…МихаилАндреевичМакаров , отец : Родился я в 1925 году, в Белоруссии. Жил в деревне. А стал рабочим. У станка провел всю свою жизнь: рабочий стаж у меня более сорока лет. Работал в цехе обработки прессовщиком, на заводе металлоконструкций. Думал, что доработаю там до пенсии. Но в 1975 году заболел, простыл, простуда перешла в воспаление легких, и я пролежал сначала в одной больнице полтора месяца, а затем меня направили в другую. Там лечили еще три месяца. При выписке врачи отметили все как есть и сделали вывод – рекомендуется, мол, легкий труд. На сквозняках ни в коем случае не работать. А у нас на заводе какой легкий труд? Кругом – железо. Пришлось идти к директору, чтобы перевели меня на другое место. На легкое, значит. А образование у меня начальное. И все. Директор только руками развел: ну, Михаил Андреевич, и задачу ты нам поставил. Думали, думали, и придумать ничего не могли. Здесь и подсказали знакомые ребята – так и так, иди к нам в кислородный, работа у нас ничего. Будешь следить за приборами: чтобы давление масла, воды было нормальным, анализ кислорода и все такое прочее. Я поступил машинистом в кислородный. Два года проработал, потом сдал на аппаратчика… Аппаратчик уже за всю смену отвечает, за то, чтобы с кислородом все было в норме. В первой смене мастер командует, а во второй или третьей – я. У меня в смене пять человек было. Ничего – работали. Кислород добывали. Установка такая стоит, труба выведена наружу, компрессоры всасывают воздух, он поступает на первую ступень, потом идет на холодильник, охлаждается, и с первого холодильника – на вторую ступень компрессора, там еще больше сжимается… Там, в кислородном, и проработал до пенсии…
А жена, Евдокия Ивановна, она сейчас тоже пенсионер, была техничкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51