Зал был почти полон, стоял веселый гул. Преобладала рабочая молодежь, очевидно пришедшая по даровым билетам.
Муся остановилась в проходе, отыскивая взглядом свободные места. Четырех мест рядом не было нигде.
— Ну, так вы здесь сядьте, а я пройду вон туда. Я даже предпочитаю поближе к сцене, — сказала Глаша. Муся подтолкнула Сонечку в бок. Глафира Генриховна облюбовала два места рядом, довольно далеко от них, и, усевшись, тотчас положила сумочку на стул около себя. Места Муси, Сонечки и Вити были в одном ряду, но отделенные одно от другого; между ними устроилась компания молодых рабочих. Увидев Мусю и Сонечку, один из них, белокурый, с веселой улыбкой на благодушном лице, что-то шепнул соседу. Оба засмеялись. Витя нахмурился. Сонечка рассталась с Мусей, очень огорченная: так все удовольствие пропадало, если сидеть не рядом и не обмениваться непосредственными впечатлениями. Белокурый рабочий посмотрел на Сонечку, встал и, бросив докуренную папироску, галантно предложил барышням сесть рядом. Компания, фыркая, пересела, освободив место для Сонечки, которая рассыпалась в выражениях благодарности. Вите пришлось сесть отдельно, по другую сторону компании.
— Не стоит благодарить, барышня, — сказал рабочий, — вам друг с дружкой веселее, мы тоже понимаем.
— Какой любезный пролетарий! Это ты имеешь такой успех, — шепнула на ухо Сонечке Муся, тревога которой тотчас совершенно рассеялась.
— Почему я? Ты, конечно… Я тебе говорила, что здесь все будет совершенно спокойно.
— Может, они еще не знают об убийстве Ленина… Князя, конечно, еще нет. Он, как всегда, последний.
— Разумеется! Вот и останется без места, — огорченно сказала Сонечка, — ведь я говорила, что нужно прийти возможно раньше.
— Нет, без места он не останется. Разве ты не видишь, что Глаша обо всем подумала?
— Ах, да! — Сонечка весело засмеялась. — Я уверена, что Глаша скоро будет княгиней! Как ты к этому относишься?
— «Пусть называется», — сказала Муся с почти искренним равнодушием. — Слава Богу, наконец, явился и он.
В дверях показалась высокая фигура князя. Он окинул зал взглядом и, разыскав друзей, приветливо помахал рукой Мусе и Сонечке, затем направился к Глафире Генриховне, которая, привстав, ожесточенно показывала ему рукой на стул с сумочкой.
— Нет, и он не последний, вот еще какой-то тип, — сказала Сонечка. Действительно, вслед за Горенским, в дверях зала появился худой, плохо одетый человек с лицом лимонного цвета. Он быстро огляделся в зале. В ту же секунду свет погас, пронесся радостный гул, и тощая пианистка заиграла «На сопках Маньчжурии».
— Теперь держись, мы тебя раскритикуем, — сказала шепотом Муся.
— Я еще не скоро, — прошептала с волнением Сонечка.
— Ты понимаешь, пролетарии сейчас тебя узнают на экране.
— Что ты говоришь!.. Я и не подумала… Нет, никогда не узнают… Им в голову не придет…

Развалившись в покойном кресле, граф Карл фон-Цингроде подливал себе ликера из бутылки, стоявшей рядом с ним на столике. У ног графа на бархатной подушке сидела его любовница, с которой он обращался холодно и презрительно. Березин ничего не пожалел для обличения графа Карла. Но рабочим, сидевшим рядом с Сонечкой, по-видимому, очень нравилась его жизнь. По крайней мере они все время сочувственно гоготали, обмениваясь вполголоса довольно неожиданными замечаниями. Напротив, тот хороший бедный человек, которого любила Сонечка и которого преследовал граф Карл, явно не вызывал сочувствия. «Эх, раззява», — говорил белокурый рабочий. — «Шляпа», — подтверждал другой. Граф выиграл груды золота в клубе и оттуда в роскошной коляске отправился в охотничий замок на свидание с другой своей любовницей. — «Ну, и живут, собаки!» — с сочувственной завистью сказал сосед Сонечки. — «Так его!.. Вот так, так!» — радостно откликнулся белокурый рабочий, когда граф ударил хлыстом провинившегося лакея. Сцена появления Сонечки приближалась. Ее волнение все росло.
— Еще три… нет, четыре номера, когда не я, а потом я, — замирая, шептала Сонечка. — Правда, она хорошо играет?..
— Так себе… Некрасивая.
— Ты находишь? По-моему, ничего, только нос длинный… Это она едет на бал…
— Какая же дама перед войной могла быть на балу без перчаток?.. Эх, вы! Неужели длинных перчаток не могли достать?
— Я не знала… Ну, вот сейчас, во втором номере была я… Только, ради Бога, Мусенька, не смейся!
Муся ахнула, увидев Сонечку на экране.
— Господи, какая ты смешная!
— Смешная? Почему смешная? — тревожным шепотом спрашивала Сонечка, вглядываясь в полумраке в лицо Муси.
— То есть не смешная, ты прелесть!
— Нет, ты правду говоришь? Ты это искренно?
— Прямо прелесть… Нет, как она на него смотрит, бесстыдница! За такой взгляд сейчас же тебя в угол!
— Ах, с этой сценой вышла целая история, я тебе потом расскажу… Теперь один номер не я… А потом я гуляю в саду с собакой и думаю о нем… Вот… Ну, что? Как?
— Чудно!.. И собачка чудная.
— Ты говори не о собачке, а обо мне.
— Я тебе говорю: прелесть! Глазенапы такие строишь!
— Четверть часа подводила… Но ты искренно? Поклянись моей жизнью, что тебе нравится!
— Клянусь! — подняв руку, сказала Муся. На нее оглянулись спереди соседи.
— Что ты делаешь?.. Спасибо, Мусенька, ты ангел… Ну, слава Богу, теперь опять долго не я…

Граф Карл фон-Цингроде сыпал деньгами, кутил и совершал поступки один предосудительнее другого. Но дурная жизнь господствующих классов положительно не вызывала возмущения у соседей Сонечки: они гоготали все веселее и сочувственнее, особенно в любовных сценах, когда граф сажал к себе на колени новую любовницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120