Если со мной случится несчастье, — хоть я этого и не думаю, — поступите именно так, как я вам указал, и притом не откладывая ни на минуту: тогда — бежать, бежать и бежать.
В передней раздался звонок. Оба вздрогнули. Витя побледнел. Браун удивленно поднял брови и вынул из кармана браунинг.
Он вышел на цыпочках в переднюю и, неслышно подойдя к двери, повернулся к ней боком, приложив к уху руку.
— Это я, — произнес за дверью негромкий голос.
— Фу ты, черт! — пробормотал Браун. Он спрятал револьвер и открыл дверь.
Вошел Федосьев.
Витя с изумлением на него уставился. Он тотчас догадался, что это глава организации. «Кажется, правда, Федосьев», — подумал он, вспоминая фотографию, которую когда-то видел в «Ниве» или в «Огоньке». Федосьев, здороваясь с Брауном, окинул Витю подозрительным взглядом.
— Здравствуйте, молодой человек, — сказал он.
— Вы можете идти, — обратился к Вите Браун. — Так до завтра.
— До завтра, Александр Михайлович, — сказал, заторопившись, Витя.
X
— Уж не случилось ли что? — спросил Браун, затворив дверь за Витей и снова ее попробовав.
— Нет, ничего… Это и есть тот ваш помощник, о котором вы мне говорили?
— Ну да, кто же другой? — нетерпеливо ответил Браун. — Вы все-таки предупреждали бы меня о своих визитах, Сергей Васильевич. Я как раз ему говорил, что в случае появления непрошеных гостей непременно взорву дом.
— Хорошо сделаете, — равнодушно, ответил Федосьев. — Как бы не пришлось сделать это очень скоро… Можно сесть на этот табурет? Он не взорвется? — шутливо спросил он, садясь и с любопытством глядя по сторонам. — Собственно, почему вы так доверяете этому молодому человеку?
— Мне необходим помощник, без него все мое время уходило бы на чисто механическую работу. Надо было кому-нибудь довериться, а этот юноша вышел из среды, в которой ждать предательства гораздо труднее, чем где бы то ни было. Как я вам говорил, он сын следователя Яценко… Или вам он не внушает доверия?
— Уж очень приятное, открытое лицо. Я знаю по долгому опыту: если у человека лицо дышит внутренним благородством , если он говорит с подкупающей искренностью (Федосьев подчеркнул эти слова), то это в лучшем случае интриган, в среднем — жулик, в худшем — предатель. — Он засмеялся. — Но нет правила без исключений. Ваш-то помощник вдобавок еще совсем мальчик… Дай вам Бог не ошибиться… Плохо наше дело, Александр Михайлович, — со вздохом сказал он.
— Ведь вы говорили, ничего не случилось?
— Ничего не случилось, но я чувствую, что дело идет скверно. Начать с того, что расплодилось слишком много заговоров, и все они детские. Сами не работают, а другим только мешают. Проклятая романтика черных плащей!.. — зевнув, сказал он. — А между тем большевистская полиция делает сказочные успехи. Меня просто профессиональная зависть мучит, la jalouse de m?tier. Еще месяца три тому назад у них не было ровно ничего: прямо под носом можно было конспирировать. Теперь дело изменилось. Они совершенно правильно все поставили на внутреннем освещении, на провокаторах и на предателях.
— А у вас на что ставили?
— У нас было и это, но главное было все же в наблюдении со стороны и сверху. Мы, как-никак, строились на века и потому не могли систематически, пачками, развращать людей. Они же о веках не думают, — именно это, в пределах небольшого срока, сообщает их системе силу огромную, почти непреодолимую.
— Все-таки для чего вы пожаловали сюда, Сергей Васильевич? Ведь не для социологических споров, я думаю?
— Вот для чего я пожаловал и вот что я вам скажу: англичане ведут себя как последние дураки, чтоб не сказать, Боже избави, хуже. Нам денег не дают, все хотят делать сами; мы, мол, не знаем, что нужно делать, а они знают. Вот и этот Клервилль перед вами пел Лазаря: надо, мол, посмотреть, да надо сообразить, да надо подумать, да что, да как, да зачем? А в Москве их представитель затеял глупейшую игру: готовит военный переворот; подкупает воинские части и делает все это так необыкновенно искусно, что, по моим сведениям, каждый его шаг известен Чрезвычайной Комиссии!.. Говорят, будто в их посольстве сосредоточены «все нити переворота». Уж я не знаю, что это за нити, а только эти господа чрезмерно рассчитывают на дипломатическую неприкосновенность. Боюсь, что к ним не сегодня-завтра прикоснутся… Сами, может быть, и выйдут сухи из воды, а других в этой воде потонет много.
— Так чего же вы хотите?
— Вот чего. Скажите вы, не откладывая, вашему другу Клервиллю… Ему, верно, кажется, что налет на английское посольство есть вещь столь же невозможная в мире, как захват грабителями луны или неприятельское вторжение на Юпитер. Уверьте вы его, пожалуйста, что это не совсем так. Не скрою, мне весьма безразлично, что служится со всеми этими Клервиллями… Пропади они пропадом, наши доблестные союзники! Из-за них погибла Россия! — с внезапно прорвавшейся злобой сказал Федосьев. — Но если в посольстве найдут русских, если там обнаружат эти самые «нити», то и наше дело будет сорвано и последствия могут быть ужасны… Можете ли вы объяснить ему это поубедительнее?
[Пишущему эти строки известно, что английские военные агенты предупреждались в июле и августе 1918 г., из кругов русских заговорщиков того времени, о возможности большевистского налета на британское посольство (намек на это есть и в иностранной мемуарной литературе). Предупреждения веры не встретили. Арест Локкарта и захват посольства по времени совпали с убийством Урицкого и покушением Доры Каштан. Вслед за этим начался террор и массовые расстрелы.
О найденной в британском посольстве «компрометирующей переписке» глухо сообщали в торжествующем тоне «Известия» в номере 3 сентября 1918 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120