Подобную тетрадь она держала рядом, пока раньше или позже не забывала о ней, после чего тетрадь перекочевывала в ящик письменного стола с разнообразным хламом, присоединяясь к своим предшественницам. Питер взял в руки очередной новый дневник.
Не надо ему его читать. Нет, прочесть его необходимо. Первая запись была сделана две недели назад.

– Упражнения – бег, класс аэробики, плаванье.
– Правильное питание (950 кал. ежедн.), воздерживаться от кофеина, молочных жиров.
– Упорядочить расходы.
– Не ждать слишком многого так рано.
Суббота: Въехала в новый дом. Предстоит много работы, но ничего существенного. Я прослежу за ремонтом и буду пока обживать помещение. Это предложила Лоррен; она в курсе моей истории с Питером. А также знает и о моих сомнениях насчет квартиры. Она замечательная, единственная из всех женщин, от которой я получаю то, чего никогда не получала от матери, если не считать миссис Скаттергуд, второй миссис Скаттергуд… Мне будет не хватать мамы Питера. Итак, жизнь несколько упростится – знай заботься о себе.
Вторник: Плохо я веду дневник! А ведь давала себе слово аккуратнейшим образом делать записи, соблюдать этот ритуал, призванный упорядочить мое свободное время, стать его костяком, а вдобавок дать выход эмоциям. Помочь мне понять все, через что я прошла, когда это «всё» уже в прошлом. Думаю о том, как там Питер. Он так себя вымуштровал, что не нуждается в подобных упражнениях. Всегда так бодр и деятелен, что это даже раздражает. Так много работает последние два года. Я спрашиваю себя, отчего он так много работает – оттого ли, что уже не любит меня, как прежде, или же он погружается в работу, отнимающую все его время и всю энергию, из-за меня и для меня? Разве не то же самое делаю я? Пытаться понять это – бессмысленно, все равно не выйдет. Не стану об этом думать. Сегодня после разговора с мистером Бракингтоном решила не писать в дневнике о том, как идут дела с разводом, а письма мистера Бракингтона складывать в отдельную папку. Он человек добрый и пожилой, каким-то образом потерял ногу. Проявляет заботу.
Питер молодец, что не звонит мне. Интересно, как он там и что.

Чертовски правильный вопрос, подумал Питер.

Он, кажется, просто ненавидит свою работу. Какая дьявольская ирония – ведь столько сил у него ушло на то, чтобы попасть в эту прокуратуру. Я помню, как однажды вечером, придя домой раньше времени, я искала у него в кабинете чековую книжку и наткнулась на его бумаги – документы, которые он бросил на стол накануне. Не считая нас двоих и нашей работы, город мне представлялся всегда подобием девяти кругов дантова Ада. В нем так много страданий. Думаю, бумаги просто не понадобились ему в тот день. Это оказались документы предварительного следствия. Помню, что я вдруг ощутила любопытство. Я открыла папку и увидела там фотографию девушки, найденной на сортировочной, что возле Тридцатой улицы. Тело девушки обнаружили среди груды шпал. Она поссорилась со своим парнем. Напившись, он убил ее и спрятал тело. Его задержали и после допроса арестовали. Я ясно вспоминаю, как стояла в кабинете и думала: вот с этим Питеру приходится иметь дело каждый день, вот это он приносит к нам в дом. Как может человек, постоянно держащий это в голове, одновременно думать о любви, о детях?
Я иногда пытаюсь мастурбировать, но это так скучно, так убого. Как бы мы ни ссорились, мы всегда считали, что постель примиряет нас, сближает. Все наши ссоры и крики на самом деле были лишь прелюдией к любви, а гнев, достигая апогея, должен был разрешиться, реализовав себя либо в убийстве, либо в сексе, что иногда как бы смешивалось. Как глупо – пытаться компенсировать пустоту всего остального постелью! Относительно Питера я в конце концов поняла, что он преуменьшает свою сексуальность. Он пытался быть со мной помягче, чтобы не пугать меня. Да и себя. Думаю, что он не отдает себе отчета в собственных порывах. Он не раз говорил, что одна из причин его любви ко мне – это мое умение увлекать, всегда благополучно возвращая обратно. Со мной он достигал состояния, где не было места никаким мыслям. Я, в общем, понимаю это – если перевести это на мой язык, это состояние, когда все тело охватывает тепло и полное удовлетворение. Но раньше или позже секс заканчивается. Это неизбежно.

Все новые и новые печальные истины оказывались на поверхности, как глыбы угля, вывороченные из земли пласты, разрозненные, противоречивые факты, составлявшие некогда основу его существования. Питер отложил дневник. Он обнимал, целовал Дженис, а она застывала в его руках, как школьница, боящаяся забеременеть. Он устал тянуть к ней руки и прекратил бесплодные попытки ее расшевелить, разогреть. Но это только испортило дело. Что же до выкладок Дженис насчет его страхов перед собственными порывами – ну, тут ей и карты в руки, она знала его хорошо, всю подноготную, до последней клеточки. Да, это правда, что временами ему требовался секс, чтобы не грохнуть чем-нибудь об пол, не броситься в драку. Вот почему ему так нравились судебные заседания – здесь разрешалось драться, разрешалось пренебречь всей этой квакерской шелухой. Битвы там происходили лишь словесные, условные, ограниченные рамками определенных правил, но все же это были битвы, драки за то, чтобы упрятать человека за решетку, чтобы принести утешение родственникам убитых, и драки ради чистого удовольствия противопоставить свое мнение другому и уничтожить этого другого, наводя страх на ответчика. Каким счастьем было ввязаться в драку, штурмовать невидимую твердыню жизни, биться, как в сексе, проникать, стараясь достигнуть чего-то по ту сторону бытия… Взглянув на часы, он решил прочесть еще несколько страничек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136