И все навсегда переменится.
– Да? У нас тут, приятель, этих анонимных источников – как собак. И каждый плетет историю.
– Моя история – особая. Она касается убийства.
– Что? Кто это? Мне некогда. Надо материал сдавать.
– Я не шучу. Это насчет того двойного убийства. Девушку убил не тот. Другой. – Как путано он мыслит! Выдавливает из себя какие-то междометия! – А им это известно, и в полиции у них, кажется, свой человек, наблюдает за расследованием. У них все схвачено. Доказательства серьезные…
– Ладно, ладно, – произнес голос. – Теперь не частите. Прежде чем история ваша пойдет дальше, мне надо все проверить, узнать кто и что. Кто вы такой? Подождите минутку. – Трубку положили. Питер услыхал стрекотанье компьютера и телефонные звонки на заднем плане. – О каком таком деле мы говорим? Кто убит? Надо же проверить подобные утверждения. – Вновь стрекотанье. – Черт, до чего же мне некогда, если б вы мне рассказали побольше…
Питер набрал воздуху, чтобы выговорить еще несколько фраз:
– Видите ли, мэр…
Нет, произнести это он не готов. По крайней мере пока, не обсудив это с Дженис, не выложив ей все, не бросив к ее ногам, не объяснив ей, в каком состоянии, под каким давлением находился. Заставить ее понять. Едва это попадет в прессу, как все закрутится-завертится, и у него даже не будет возможности поговорить с ней. А если они поговорят, она сможет изнутри оценить масштаб катастрофы и посочувствовать ему. Прессе он сообщит попозже, через несколько часов. Что изменят какие-то несколько часов?
– Эй, дружок, ну чего же вы там приумолкли? Не передумали историю рассказывать? – раздался нетерпеливый голос редактора.
– Да-да-а… – протянул Питер, изображая голосом умалишенного. – Мы с мэром одну и ту же птичку держим. Птичка эта зовется «улыбашка», и моя улыбашка разговаривает, с кем угодно поговорить может. Так вот я попросил свою улыбашку спросить…
Редактор застонал и бросил трубку. Питер вышел из будки. Пройдя шагов пять, он резко обернулся. За спиной в том же направлении, что и он, следовали двое мужчин. Может, он придумывает на пустом месте? Нет, он не поддастся панике. Веская тяжесть оружия в кармане была непривычной. Надо избавиться от револьвера, но как? Не может же он просто выбросить его в урну. Перейдя Честнат-стрит, он пошел в обратную сторону и, скользнув через вращающиеся двери универмага Ванамейкера, очутился среди манекенов, раскрашенных женщин с лицами неестественно яркого, как леденец, цвета, педерастического вида мужчин, соблазняющих посетителей флаконами с искусственным загаром, скрабами для лица, одеколоном и прочей ерундой, а также часами, рубашками, обувью; он миновал парфюмерный прилавок, где однажды покупал рождественский подарок для Дженис, и вышел на Маркет-стрит, туда, где через два квартала и до самой реки протянулись порнокинотеатры, теснимые городской застройкой – обновляемыми до неузнаваемости старинными зданиями, Редингским железнодорожным вокзалом, величественным, с колоннами по фасаду зданием торгового центра «Братьев Лит». Большие деньги, крупные сделки, молодые да ранние бизнесмены. Билли Пенн в это время суток превращался в темный силуэт – сюртук до колен, шляпа с плоскими полями, глаза прячутся в тени, каменные губы сжаты в холодном суровом осуждении. И где-то в непосредственном подножии Пенна, под его каменными холодными ступнями светятся в темноте окна – это мэр среди плюшевой роскоши своих кабинетов обдумывает свою грядущую судьбу.
Интересно, где устраивал мэр свидания с Джонеттой, думал Питер. Впрочем, устроиться можно всегда, например, снять номер в мотеле – поближе к аэропорту и ночью не составит труда. Передача из рук в руки нескольких купюр облегчит дело, возможно, даже и Геллер подвозил туда пару, регистрировал номер, а затем сидел в машине, поджидал и слушал радио. Питер хорошо понимал мэра: если даже мертвая Джонетта Генри показалась ему, Питеру, сексуально привлекательной, то что уж было говорить о живой. Такие женщины, как она, как мотыльки к свету, тянутся к силе и власти. А мэр, даже еще не выбранный, находился на взлете – вот-вот он из Городского совета должен был вспорхнуть на высшую должность. Внимание привлекательной женщины ему было обеспечено. Вот между ними все и произошло, может быть, единожды, а может быть, и много раз. Ясно только, что в какой-то момент мэр взглянул на хорошенькое черное личико Джонетты с истинной страстью, взглянул, зная, как знают это все мужчины, степень и пределы этого чувства. Но вот чего он знать не мог, несмотря на всю свою искушенность, а искушенность у мужчин пятидесяти с лишним лет должна быть, так это то, что в тот момент – легкий вскрик, гримаса удовольствия – им будет зачат сын и что женщина, которую он держал в своих объятиях, крепких, пусть не совсем искренних, станет преследовать его и после смерти.
Оглядывая улицу, Питер заметил отделившуюся от дверного проема мужскую фигуру. Под холодным ветром мужчина сгибался чуть ли не пополам, но и холод не мог уничтожить исходивший от него сильный неприятный запах.
– Эй, орел или решка?
– Опять ты? – улыбнулся Питер. Мужчина подбросил вверх монетку. Монетка сверкнула в последних закатных лучах – вращающийся на лету кружочек света.
– Орел, – сказал Питер. – Нам выпадет орел.
Быстрым движением мужчина схватил монетку, постучал ею о рукав пальто и только тогда взглянул.
– Ну так что же, черт возьми? – нетерпеливо рявкнул Питер.
Мужчина рассмеялся. Зубы его были сплошь гнилыми. Развинченной походкой он пошел прочь, шаркая ногами, и все подбрасывал монетку.
По-зимнему темным вечером он шел, обливаясь потом, к ее дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136