Наверно от матери он и унаследовал густые темные волосы, тонкий нос с нервными тонкими «крыльями» ноздрей и необычного разреза карие глаза с длинными черными ресницами.
Лицом он больше походил на отца, фотографии которого Диана видела, когда приезжала к свекрови. Те же, резко очерченные, высокие татарские скулы, тяжелый подбородок, плотно сжатый рот. На фотокарточках покойный свекор никогда не улыбался, и производил впечатление крайне сурового человека. Но в один из приездов, Костина, тогда еще живая, мама сказала ей тихонько, когда они оказались вдвоем на трехметровой кухне ее квартирки:
— Он тоби так улыбается. На батю своего так схожий, батя точно так улыбався.
И столько нежности, столько сокровенных теплых воспоминаний было в этом голосе, особенно в этом южном «улыбався», что Диана, несмотря на молодость, сообразила, что, может, и не все в жизни ее свекрови было гладко (отец Кости, Николай Петрович, был человеком с непростой судьбой и непростым характером), но мужа своего, умершего много лет назад, Светлана Иосифовна любила, а, может, и по сию пору любит, как живого. И он ее любил.
В 1979 году, Костя стал секретарем комитета комсомола факультета экономики Университета, и вступил в партию — не из-за убеждений, а по необходимости. Так делали все, кто мог, правдами и не правдами, чтобы обеспечить себе нормальное продвижение по служебной лестнице в будущем. А Диана в этом же году поступила в Университет на филологию, без усилий перешагнув со школьной скамьи на студенческую. Языками она занималась серьезно, с первого класса, и свободно говорила на английском и французском.
Учеба не занимала много времени и свободные вечера она проводила в обществе подруг по группе — с шампанским, песнями Окуджавы, разговорами о литературных новинках и отсутствии в современной жизни нормальных мужчин.
Отсутствие мужественности в соучениках по факультету признавалось естественным — филология дело чисто женское. А во всех остальных представителях мужского пола, мужественность — или сочеталась с отсутствием образованности и утонченности (утонченность словесная и чувственная считалась обязательной для настоящего мужчины), или полностью заменялась «животной грубостью», при полном отсутствии образованности и той самой утонченности. При словах «животная грубость» у самой рьяной проповедницы женского интеллектуального превосходства — Оленьки Кияшко, почему-то появлялось мечтательное выражение в глазах.
«Женский клуб» заседал регулярно, от трех до пяти раз в неделю, но члены самодеятельной феминистской организации иногда пропускали его заседания, чтобы сходить в кино, в кафе или в театр с кем-нибудь, чей набор хромосом включал в себя букву "Y". С отвращением, естественно.
Некоторые члены клуба уже знали, чем отличается поцелуй, переполненного гормонами, студента от поцелуя одноклассника, тайком читали некоторые разделы журнала «Здоровье», а, однажды, преддверии новогоднего вечера, все вместе, вслух, прочли омерзительную по качеству ксерокопию книги сексопатолога со странной, явно ненастоящей, фамилией Стрит.
Копия была признана омерзительной не только по качеству, но и по содержанию, большинством голосов, но Диана подозревала, что, несмотря на некоторую загадочность отдельных, описанных бесстыдным Смитом, действий, подругам, как и ей, пришлось сменить трусики по приезду домой.
Первые месячные пришли к ней еще четыре года назад, принеся с собой кроме испуга и боли, чудо перерождения хрупкой девочки-подростка, в стройную, длинноногую девушку, с миниатюрной, но удивительно упругой и выпуклой грудью. Диана, будучи усердной читательницей Мопассана, Ибанеса и Флобера, считала страсть уделом зрелых страдающих женщин, а «секс», благодаря школьному воспитанию, почти неприличным для русского языка словом.
Настоящие женщины — героини романов, принимали страсть, как мучение и наказание, а настоящие мужчины скакали на белых, ну уж, в крайнем случае, по необходимости, на вороных конях, спасали своих возлюбленных от похотливых антигероев и нежно целовали в губы в финале. Только так, и ни иначе!
Главные герои никак не походили на ненормальных одноклассников, бивших ее по голове портфелем в младших классах или задиравших юбку в классах старших. Она одинаково презирала вялых чистюль-отличников и тупиц-спортсменов (в школе был спорт-класс), предпочитая окружающему книжный мир, спокойные часы на диване в гостиной. А истому, иногда охватывающую ее без всяких видимых причин, считала разновидностью мигрени, которой многие годы страдала мама.
По мере взросления, правда, она была вынуждена признать некоторые вещи, но, к семнадцати годам, ее общие представления о жизни были так же далеки от реальности, как и в детстве. По настоянию мамы, она изучила книгу «Мужчина и женщина», стоявшую у отца в кабинетном книжном шкафу, тактично умолчав, что уже неоднократно ее читала много лет назад, выслушала строгие, хотя слегка путаные наставления о девичьей чести, мужской ограниченности, возможной беременности и других неприятностях, к которым приводит легкомыслие, внутренне удивляясь маминым опасениям. Ведь те самые «глупости» она может совершить только с настоящим героем, а где его взять в наше время?
Может быть, поэтому она страшно испугалась, когда, танцуя со своим одноклассником на одной из вечеринок, вдруг почувствовала бедром что-то твердое в его брюках, что-то такое горячее, что даже через ткань обожгло ее. Все ее мышцы в одно мгновение напряглись, как во время судороги, и она отпрянула от него с испугом, с трудом удержавшись на, ставших ватными, ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25