..
– Понимаю, – прервал я. – Живое напоминание однажды перестанет быть... живым.
Он ничего не сказал, но я прочел ответ в его глазах.
– А что помешает мне принять ваш вызов? – снова спросил я. – Частично пройти через игру. Этого достаточно, чтобы убраться отсюда, а потом...
– Предать меня? – Снова смех сквозь неподвижные губы. – Ваши усилия ничего не дадут. А что касается вас – лучше бы для вас, Джеймс Киркхем, вообще не родиться на свет. Это я, Сатана, говорю вам!
Голубые глаза сжигали; за креслом, казалось, выросла тень, поглотившая его. Он излучал нечто такое дьявольское, что у меня перехватило дыхание и сердце стало биться с перебоями.
– Я, Сатана, говорю вам! – повторил он. Наступила небольшая пауза; я старался восстановить утраченное равновесие.
Снова прозвенел колокол.
– Пора, – сказал Консардайн. Но я заметил, что он побледнел, и знал, что мое лицо тоже бледно.
– Так случилось, – органный голос был снова спокоен, – так случилось, что как раз сейчас у вас есть возможность увидеть, что происходит с теми, кто пытается перечить мне. Я попрошу вас принять некоторые меры предосторожности: они необходимы. Но вам они не принесут никакого вреда. Очень важно, чтобы вы ничего не говорили, были неподвижны и чтобы ваше лицо не было видно, когда вы будете смотреть... на то, что вам предстоит увидеть.
Консардайн встал, я за ним. Человек, называвший себя Сатаной, тоже поднялся из кресла. Я догадывался, что он велик ростом, но не ожидал, что он окажется таким гигантом. Я сам ростом шесть футов, но он выше меня по крайней мере на двенадцать дюймов.
Невольно я взглянул ему на ноги.
– А, – учтиво сказал он, – вы ищете мри копыта. Идемте, скоро увидите.
Он коснулся стены. Отодвинулась панель, открыв широкий коридор, недлинный, лишенный окон и дверей. Сатана пошел впереди, Консардайн за мной. Пройдя несколько ярдов, Сатана опять коснулся обшивки стены. Она беззвучно раздвинулась. Он прошел в отверстие.
Я пошел за ним и остановился, тупо глядя на удивительную комнату, зал – нет, – храм – единственное слово, которое передает его размер и характер, – повторяю, я стоял, тупо глядя на необыкновенный храм, подобного которому, может быть, не видели глаза человека.

Глава 6

Храм был залит неярким янтарным светом из какого-то скрытого источника. Куполообразная крыша возвышалась в сотне футов надо мной. Только одна стена прямая; остальные изогнуты, как внутренности огромного пузыря. Прямая стена представляла собой огромную полусферу.
Стена была сделана из какого-то блестящего зеленого камня, как я решил, вероятно, малахита. И на ней была вырезана картина в древнеегипетском стиле.
Картина изображала богинь судьбы: мойр Древней Греции, римских парок, норвежских норн. Тут была Клото с ручной прялкой, на которой она пряла нити человеческой судьбы, Лахезис, правившая эти нити, и Атропос с ножницами, которыми перерезала нити, когда этого хотело трио. А над богинями парило лицо Сатаны.
Одной рукой Сатана держал Клото, другой направлял ножницы Атропос, в то же время он что-то нашептывал на ухо Лахезис. Линии всех четырех фигур были нанесены синим, ярко-зеленым и альм. Глаза Сатаны устремлялись не на нити, чьей судьбой он руководил. Нет, они смотрели прямо в храм.
Кто бы ни был неизвестный гениальный создатель картины, он добился удивительного сходства. Благодаря какому-то приему глаза сверкали на камне с той же жизненной алмазной яркостью, как и глаза человека, называвшего себя Сатаной.
Изогнутые стены были темного дерева – тика или эбенового. На них сверкающие линии, подобные паутине. Я увидел, что это действительно изображение паутины; паучьи сети тянулись по черному дереву и блестели, как серебряные нити под луной. Сотни и тысячи таких нитей пересекали стены. И сходились на потолке.
Пол храма поднимался к задней стенке ряд за рядом вырезанных из черного камня сидений, подобно древнеримскому амфитеатру.
Но все это я заметил потом, когда оторвал взгляд от сооружения, доминировавшего в этом необычном месте. Пролет полукруглых ступеней вздымался вверх постепенно уменьшавшимися арками. Ступеней было двадцать одна, самая нижняя, как я прикинул, в сто футов длиной, самая высокая – в тридцать футов. Высотой они все были около фута и в три фута шириной. Сделаны из черного как смоль камня.
Эта необыкновенная лестница вела к невысокому помосту, на котором стояли два искусно вырезанных трона – один из черного дерева, а другой – на пьедестале, который делал его заметно выше первого, – очевидно, из тусклого желтого золота.
Черный трон пуст. На спинку золотого трона наброшена полоска пурпурного бархата; на сиденье подушка того же материала.
А на подушке – корона и скипетр. Корона сверкала разноцветными огнями больших бриллиантов, мягким синим пламенем огромных сапфиров, красным сиянием необыкновенных рубинов и зеленым блеском изумрудов. В рукояти скипетра – огромный бриллиант. А весь скипетр, подобно короне, усажен драгоценностями – жемчугами.
По обеим сторонам лестницы стояли по семь человек в белых одеяниях, похожих на арабские бурнусы. Если они и были арабами, то из племени, которое я никогда не встречал; мне они показались скорее персами. Лица у них истощенные и странно бледные. Глаза казались лишенными зрачков. У каждого в правой руке плеть с петлей, своего рода лассо.
На каждой третьей эбеновой ступени сиял отпечаток, след ноги ребенка, очерченный живым огнем.
Их было семь, сверкающих неземной яркостью, как будто они живые и готовы сами подниматься по ступеням.
Вначале я увидел корону и скипетр, и вид их вызвал у меня такое желание, какого я никогда не испытывал раньше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63