Не ждал от тебя такого, вот уж не ждал…» Это Раиса помнила хорошо, и этого она никогда не простила мужу. Но оказалось, что не эта оскорбительная ирония была главной в (той истории, а то, что в нее оказалась посвящена чужая, посторонняя женщина. И за ней была сила. Она долго еще терзала не ведавшую прежде таких оскорблений душу Раисы многочисленными деталями, эпизодами и мельчайшими подробностями ее прошлой, закрытой, как всегда казалось, от посторонних глаз, жизни. И эта ее потрясающая осведомленность стала, пожалуй, главным аргументом, определившим окончательное и бесповоротное решение Раисы, не принимая навязанного сражения (незнакомка к нему призывала яростно и в самых оскорбительных выражениях), покинуть поле боя с минимальными потерями.
Во-вторых, неизвестная соперница угрожала. Раиса, не привыкшая к такому обращению, угрозам поверила и их испугалась. Испугалась почти физически, на животном уровне, почувствовав вдруг, как мышцы предательски скручивает сильная судорога, когда источающая яд собеседница стращала ее, демонстрируя отменное знание ее, Раисы Егоровой, дома изнутри. Ей было досконально известно расположение мебели, предметов интерьера, отколотых ступенек и неровностей ковра в прихожей. Медленно, смакуя каждый свой будущий шаг, она рассказывала, как проделает путь от калитки в высоком заборе до парадного крыльца, как и где отключит сигнализацию, как легко, не производя ни малейшего шума, преодолеет четырнадцать (и ни одной меньше!) ступеней лестницы, минует расстояние от лестничной площадки до ее спальни, медленно откроет дверь, невесомая проскользнет к кровати и… Мышцы Раисы, как и ее нервы, скрутились в тугой жгут, словно надеясь отразить разящий смертельный удар незнакомки. Уже потом, когда мучительный разговор был окончен, причем трубку швырнула девица, потому что собственный монолог перестал ее забавлять, о чем она откровенно сообщила напоследок, Раиса тоскливо и почти безразлично подумала: «Значит, он и домой ее водил». И еще подумала она, что большой мрачноватый дом никогда не был ее домом. Впрочем, эта мысль посещала ее часто, она постоянно упрекала в этом мужа, полагая, что выкладывать такие деньги за аренду безумие. Теперь же к этим простым, рациональным и привычным мыслям добавилась еще одна, которой при других обстоятельствах просто не нашлось бы места в ее голове. Дом ни от чего не мог ее защитить, несмотря на высокую ограду, прочные стены, хитроумную сигнализацию и целый штат вооруженной охраны – потому что этот дом никогда не был ее домом.
А помимо этого было привычное – ярость, гнев, желание немедленно и самым чувствительным образом наказать мужа, избить, исцарапать, почувствовать, как вонзаются ногти в мерзкую, сальную, пористую кожу на его физиономии, увидеть, как выступают из-под них капли крови, медленно стекая по лисьему скошенному подбородку. Господи! Да разве этого было бы достаточно для того, чтобы наказать его за все! Но это теперь уже не имело никакого смысла!
А что же? Что теперь имело смысл? Позор? Да! Презрение? Да! Злорадство развратных распущенных похотливых тварей – приятельниц, соседок по Жуковке, жен его собутыльников и партнеров, презираемых ею за все это и ненавидящих ее за порядочность, заслуженное благополучие и покой в семье? Да! Но и это не было главным.
Главным же было сохранить максимальное количество всего, что возможно. Прежде всего, наличных денег – эту категорию материальных ценностей Раиса уважала и любила более всего. Кредитным карточкам не верила и, протягивая плотный квадратик, золотистый или серебристый в зависимости от привилегии карточки, в магазине любой страны, независимо от стоимости покупки, всегда испытывала противную дрожь в конечностях из-за того, что карта может «стать». Справедливости ради надо заметить, что такое изредка случалось, и тогда для Раисы в прямом смысле наступала «маленькая смерть», позже плавно перетекающая в большой скандал для ее незадачливого супруга. Еще менее разбиралась она в механизме действия акций, ценных бумаг, паевом участии и прочих заумных финансовых построениях, таящих в себе массу опасностей и конечной целью своей всегда имеющих злонамеренный обман. Их следовало оставить на потом, когда за дело, как это ни мерзко, все же возьмутся адвокаты. Слава Богу, знакомые в этих сферах были и у нее, причем ее, личные, знакомые и вверять свое будущее в руки его жуликоватых партнеров и собутыльников ей не придется! Однако все это будет после. Сейчас ее более всего интересовали предметы, так сказать, легко отчуждаемые, – прежде всего денежная наличность. Затем драгоценности. Часы. Егоров был большим знатоком и любителем редких дорогих часов – сейчас все многочисленные футляры с часами, которые хранились в сейфе, немедленно перекочевали в пестренький пластиковый пакетик из супермаркета. Почти десятком подобных она предусмотрительно запаслась, отправляясь с ревизией в апартаменты мужа. Далее следовали антикварные безделушки – поеденное шашелем и ржавчиной, покрытое патиной, трещинами и выбоинами старье, баснословная стоимость которого ее всегда возмущала. Теперь для них очень даже сгодился следующий яркий пакетик. Документы на машины – они, к сожалению, в большинстве своем были оформлены либо на разные организации, названия которых были ей неизвестны, либо на людей, которых она никогда не видела. Однако две все же принадлежали им, ему и ей, – документы на них улеглись на дно следующего пакета. Обыск продолжался. Раиса, которая действительно все и всегда привыкла делать добросовестно и скрупулезно, не изменила себе и в эти скорбные часы, чем, сама не ведая того, существенно облегчила свои страдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95