что с утра выучил наизусть, то к вечеру и половины не знал, за что меня, как нерадивого и непонятливого, нещадно секли. А ежели учитель днем отлучался, то жена его понуждала нас громко кричать, хотя б и не то, чему учены были, но только б наш голос ей слышен был, не то, дескать, сон нас сморит… Ох, ученье-ученье, истинно что мучение от него, – еще и еще вздыхал Стрешнев.
– Такие твои побаски, Тихон Никитич, нам ни к чему, – недовольно замечал ему Петр. – Нам повсеместно надобно учение насаждать, а тебя послушать – завяжи глаза да бежи от школярства прочь. Негоже так.
– Да я молчу, молчу, государь. Только тебе про то молвил.
– И мне не для чего слушать такое.
– К слову пришлось, – объяснял Тихон Никитич, чувствуя себя виноватым.
– Как ни трудно бывает в учении, а пребывать неучем никак не возможно. Я неграмотных женихов венчать запретил, и никакого послабления тому быть не может, а что касательно розог, то они хорошо ученью способствуют, и обижаться на битье в молодости лет не след никому.
– Ну, прости меня, государь, что душу твою взбередил, – взмолился Стрешнев. – Безо всякого умысла язык болтал. Сделай милость, прости.
– Прощу, ладно, – отмахнулся от него Петр, но продолжал: – Срамно сказать, что у нас в Сенате такие есть, кои не умеют фамилию свою написать. Как же мне на них в важных делах полагаться?.. И жестокую войну вести надо, и большую торговлю налаживать, и обучение недорослей не запускать, и корабли, крепости, города строить, – за всеми делами не можно мне одному усмотреть. Не вездесущий свят-дух. Инде могу оказаться, а инде меня вовсе нет. И прошу вашей помощи общее наше дело править.
– Всемерно стараться станем… За великое счастье почтем еще больше тебе служить… Помогать будем как только сможем… – в один голос проговорили Стрешнев, Ягужинский и Мусин-Пушкин, а Толстой поднялся с места и, поклонившись, сказал: – Дозвольте заверить царское ваше величество, что вся моя жизнь – служба вам.
– Непорядков намного больше, нежели налаженных дел. На что, к примеру, такое похоже? – достал Петр из кожаной сумки листок с донесением. – Вот, фискал сообщает… – И прочитал: – «В Устрицком стану дворянин Федор Мокеев сын Пустошин уже давно состарился, а ни в какой службе и одной ногой не бывал, и какие посылки жестокие на него ни бывали, никто взять его не мог. Одних дарами угобзит, а кого дарами угобзить не может, то притворит себе тяжкую болезнь или возложит на себя юродство и в озеро по бороду влезет. И за таким его пронырством иные и с дороги его отпущали, а егда из глаз у посыльщиков выйдет, то юродство свое откинет и, домой явившись, яко лев рыкает. И никаковые службы великому государю кроме взбалмошного огурства озорного не показал, а соседи все его боятся; детей у него четыре сына выращены, и меньшому уже есть лет осьмнадцать, а по сей год никто из них ни в какую службу выслан не был». Придется не иначе как к Ушакову в застенок сего дворянина забрать, чтобы направить на путь истинный.,. Или вот… – достал Петр другой листок. – «У крестьян писцы ворота числят двором, хотя в избе народу сам-шесть или сам-десять, и пишут всех одним двором, а рядом, за другими воротами изба бобыльная, всего на одну душу, но пишут все равно – двором. По здравому рассуждению надлежит крестьянские дворы считать не по воротам и не по дымам избяным, а по проживающим в избе людям, по владению землей и засеву хлеба». О таком рассуждении фискала хорошо подумать надо, подсказка изрядная, и по ней должно истину изыскать, как дворы считать.

Было над чем задумываться царю Петру. Безотрадную картину бегства посадских людей представлял ему фискал Нестеров. «Иные купцы, – сообщал он, – отбывая платежей и постоев, покинув или распродав жилища свои и всю утварь, разошлись в извощики, воротники, отдалились в заемщики разных господ на дворы их московские и загородные, а тако же живут в защите и в закладу у разных других людей, будто бы за долги; другие подлогом, как бы за скудостью и болезнями, в богадельни вошли, а еще иные разошлись в приказчики и сидельцы, несмотря на то, что свое имение довольное у них есть».
Угнетаемые непомерными денежными поборами, люди искали малейшую лазейку, чтобы не платить подати. За взятку кому следует даже богачи записывались в придворные истопники и дворники, которые освобождались от платежей, а появлялись и такие, что не занимались ничем, жили бедно, а не то – воруя и разбойничая.
Бежали люди разно, но одинаково – от царя. Крестьяне и посадские податные устремлялись от тяжкой жизни на широкое волжское воровское раздолье либо в заволжскую скитскую тихую и дремучую мать-пустыню, в казачьи донские степи, за Уральский каменный пояс, а то и в Сибирь; бояре сидели по своим подворьям, но тоже отдалялись от сущей действительности и как бы убегали своими воспоминаниями в давнее прошлое, все еще мечтая о возврате к старине, и, «брады свои уставя», печалились, что царь не жалует их великую природную знать, а снисходит к худородному простолюдью и бывает даже ласков до смердов, на что родовитые могли только плеваться. Где, когда, у каких государей видано было, чтобы худородный достигал высокой чести?! У теперешнего царского выродка Петра Алексеича только такое заведено.
Был, скажем, самый простой работный мужик, числился в разряде тульских кузнецов и ствольных заварщиков, принадлежал к податному сословию, а хитроумной своей смекалкой в первостатейные заводчики вышел, и все это без роду, без племени. Как такое старозаветному боярину понимать? Только и оставалось думать, что к последним временам дни идут.
Иностранцы, поступившие в русскую военную службу, советовали царю Петру так велеть вести обучение рекрутов, чтобы те навсегда забывали о своем прошлом, что были рязанскими или псковскими уроженцами, твердо помня только, что они драгуны полковника Роде или гвардейцы Бухгольца и дом их – казарма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289