Афран, сидевший поодаль в удобном кресле, обитом пурпурным бархатом, снял ногу с колена и произнес с коротким ядовитым смешком:
– Так, значит, этого хворого и рахитичного нельзя считать непогрешимым…
Властитель Арнхем метнул в него стальной взгляд. Ликорниец поднял руки в знак протеста:
– Я лишь высказываю вам свое впечатление.
– Заткнись, – угрюмо бросила ему Жаэль. Молодая женщина оторвалась от стены, к которой она прислонилась спиной, и подошла к василиску, валявшемуся на большой кровати с балдахином. Испытание лишило его всяких сил, и после того, как прервалась связь с Сыном Волны, он погрузился в лихорадочный сон, перемежающийся стонами.
– По крайней мере мы знаем, где его найти, – сказала она, обернувшись к властителю.
Он стоял у кровати, скрестив руки на груди. Его костлявое лицо было обрамлено длинными светлыми волосами. Он уже снял доспехи и был одет только в тунику серого шелка, открывающую руки. Свет от масляных ламп, расставленных по углам комнаты, играл на его локтях алыми отблесками заклепок, предохранявших его от некроза.
Жаэль заметила нервное подергивание на его впалых щеках и сочла нужным вмешаться, чтобы разрядить тяжелую атмосферу, царившую в помещении:
– Мы знаем, где он находится, и Волна больше не сможет ему помочь.
Заложив руки за спину, властитель отошел к слуховому окну, которое выходило во внутренний двор храма. Самопожертвование Волны задерживало исполнение его планов, а он не любил напрасно терять время. Безусловно, такая помеха не ставила под вопрос успех заговора, но действовать следовало быстро. Старая гвардия Хароиии изнемогала от нетерпения во мраке своих замков. Она требовала конкретных результатов и сигаала от Арнхема, чтобы узаконить его роль главы заговорщиков.
Провал Кованого ставил его в трудное положение. Сама суть ткани заговора, сотканной вокруг короля, заключалась в Януэле, в его растлении Желчью.
До сих пор король искусно разыгрывал свою партию. Молодые воины были ему преданы телом и душой и наверняка помешали бы довести заговор до конца, если бы он состоял лишь в банальном покушении на убийство. Но то покушение, которое задумал и ради которого разжигал страсти Арнхем, было отмечено благородством трагедии, и он заранее наслаждался патетическим спектаклем, в котором король выставит себя напоказ в присутствии избранника.
В присутствии своего сына.
Это открытие поставило– бы клеймо на королевской репутации. Если бы Арнхему удалось превратить избранника в свою креатуру, если бы он смог управлять Желчью, притаившейся в извилинах его сознания… Перспектива увидеть, как сын предает своего отца, внушала ему необузданную радость. Он жаждал вкусить восторга, с каким он создаст в назидание Волнам этого чудовищного оборотня, и заранее наслаждался возможностью посадить на трон Харонии того, кто должен был ее разрушить.
Эти размышления уменьшили тяжесть, сдавившую его грудь. С недавних пор он стал чувствовать, что швы чародеев-целителей слабеют, а на заклепках появляются трещины. Некроз, питаемый его тревогами, прогрессировал, находя благоприятную почву. Несколькими минутами ранее, на виду у всех, на него напал приступ кашля. Он вынужден был уединиться, чтобы справиться с ним и собрать в платок сгустки черной крови. Об этой слабости ни в коем случае не должна была узнать старая гвардия. Как только он начнет управлять избранником, он избавится от троих убийц тем же способом, каким он избавился от Кованого, употребив его как приманку для Желчи фениксийца.
Он мысленно вернулся к Зименцу и пожалел, что не может сделать его своим союзником. Этот харонец, к несчастью, слишком неустойчив и хрупок, чтобы из него мог получиться достойный доверия сообщник. Жаль, подумал он. Тем более что именно василиск позволил им очень быстро оправиться от ужасных последствий путешествия молнией.
Последний акт должен разыграться в ближайшие часы. При условии, что Зименц проснется и приведет их к Януэлю. У Арнхема и в мыслях не было, что им придется оказаться в таком отчаянном положении. И теперь он считал себя обязанным взять это дело в свои руки, чтобы убедиться, что Желчь возьмет верх над Волнами и их наследством, которое они завещали избраннику.
Януэль был опасным и непредсказуемым противником. Арнхем боялся, что ему придется его ранить или, хуже, он должен будет его убить – за невозможностью отдать его во власть Желчи. Соединивший в себе влияние Волны и Желчи, этот мальчик представлял собой великолепное создание – исключительный козырь, который следовало сохранить любой ценой. При мысли, что у Кованого хватило глупости поверить, будто Януэля достаточно просто убить, Арнхем испустил вздох отчаяния. Вдали от своего замка, своих людей, от старых соратников он пришел в меланхолическое расположение духа. Ему не хватало Харонии, его тяготила обязанность тратить силы на то, чтобы непрерывно поддерживать в должном состоянии Темную Тропу.
– Я удалюсь на некоторое время, – сказал он. – Позовите меня, как только он проснется.
Он собирался переступить порог комнаты, как вдруг спохватился. Ткнув в сторону ликорнийца своим костлявым указательным пальцем, он приказал:
– Ступай в этот трактир, Эскалин. Найди пилигрима и убей его. И оставайся там на случай, если Януэль вздумает нанести ему визит.
– Сир, я вас умоляю! – воскликнул Афран. – Это же пилигрим…
– Убей его.
– Сир, я настаиваю.
Арнхем откинул белую прядь, упавшую ему на щеку, и подошел к креслу. Ликорниец и не подумал шевельнуться. Властитель нагнулся к нему и резко выбросил руку, чтобы схватить его за горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84