Но Эржебет родилась не под такой Луной. Скорее под той, что в новолуние делает хищных птиц быстрее, ловчее и беспощаднее. Ее Луна была символом всех неизлечимых ран, нанесенных в ее свете, символом сумасшествия, овладевавшего ранеными солдатами, когда их оставляли ночевать в ее лучах.Именно эта бледная звезда, сеющая разрушения, губящая урожай, вызывающая гниение деревьев, сопровождала Эржебет в ее поездках по ночному лесу, наполненному криками, звуками прыжков и хлопающих крыльев… отголосками кровавого пира порожденных ею зверей — волков, кротов, кабанов, лягушек, мышей, крыс, ежей, диких котов и сов. В белом одеянии с вышитыми на нем изображениями волчьих клыков Эржебет меланхолично скакала по ночному лесу. Ее поглощала та самая меланхолия, которая, согласно восточному мудрецу Авиценне, «вызывает грусть, замкнутость, подозрительность, страх и мучительные видения».Меланхолия витала в самом воздухе XVII века. Эржебет вдыхала этот воздух, замешенный на варварских обычаях тогдашней Венгрии, на зверствах феодалов и жестокости турок.В те времена повсюду хватало безумия, распутства, смерти и крови. Повсюду убивали и обезглавливали королев и их фаворитов. Театр был полон убийц. Жизнь — полна жестокости и разврата. Магия опиралась на бессмертную любовь, облегчающую страдания, и на смерть, которая передает силы мертвых живым.Эржебет никогда не думала о смерти. Несмотря на свое безумие, она была вынуждена жить именно в этом мире, прежде чем попасть в далекие рай или ад. Она стремилась познать радости этого мира, грубые удовольствия своей страны и своего времени. Она хотела единолично владеть красотой и любовью.Чрезмерная самовлюбленность, сквозившая в каждом ее действии, не позволяла ей поддерживать связь с реальным миром. Может быть, дикая музыка, напевы в избушках колдунов, наполненных едким дымом тлеющих там листьев белладонны и дурмана, ее дикие ночные охоты… может быть, все это вместе зажгло нечеловеческий огонь в ее глазах. Как волку суждено жить по-волчьи, так и Эржебет суждено было прожить свою собственную жизнь, в которой не было места угрызениям совести. Совершив очередное преступление, она никогда не металась в своей постели, не плакала и не молила о прощении, как Синяя Борода — Жиль де Рэ. Ее безумие давало ей на это все права. Ее падение не было связано с тем, что она совершила что-либо недостойное себя. Она так и не смогла понять, почему ей, высокородной особе, пришлось в последние годы жизни терпеть столько лишений.Средние века видели немало публичных покаяний, мелодраматических жестов раскаяния. Но Эржебет никак не могла опуститься до таких жестов. Она была протестанткой, но не была религиозной, ее можно назвать ведьмой или колдуньей, но никак не мистиком.Эржебет видела в жизни высшее благо, но не была способна жить, как остальные. Ее жестокость была одновременно и местью, и способом существования. Для того чтобы быть уверенной в себе, она должна была постоянно слышать похвалы своей красоте. Она меняла платья, украшения, прически по пять-шесть раз на день. Она жила перед своим огромным мрачным зеркалом, которое было специально изготовлено по ее рисунку. Она проводила перед ним долгие часы, днем и ночью, глядя на свое отражение. Это была единственная дверь, которую ей удалось отворить, — дверь к самой себе. Все женщины улыбаются, видя себя в зеркале, она же оставалась спокойной и молчаливой. Одетая в красный бархат, отороченный черным и белым, украшенная жемчугами, Эржебет проводила в освещенной канделябрами комнате долгие часы наедине сама с собой — с неуловимой собой, чью многоликость ей так и не удалось воплотить в одном образе.Многочисленные браки между близкими родственниками, практиковавшиеся на протяжении многих столетий с целью «сохранения крови отважных», подготовили почву для ее появления. Доказательством того, что людей, подобных ей, было немного, служит тот факт, что о таких, как она, всегда упоминают с ужасом. Случалось, целые народы, впрягшись в ярмо неправой идеи, становились на путь преступлений. Случалось, время стирало память о преступниках. Но кто способен забыть таких, как Жиль де Рэ или Эржебет Батори?У графини была еще одна тайна, способная приоткрыть глубины ее души. Черта, унаследованная от ее происхождения и от дурной звезды. О ней много шептались, но она так и не нашла окончательного подтверждения. Черта, которую Эржебет Батори могла признавать в себе или не замечать. Или воспринимать как свое законное право наряду с другими правами: она была лесбиянкой.В женских гороскопах связь между Меркурием, Марсом и Луной предопределяет склонность к гомосексуализму. Мужественный и воинственный Марс повинен и в том, что многие лесбиянки склонны к садизму. Женщине, рожденной под знаком жестокого копья Марса, трудно устоять перед желанием нанести вред всему молодому, красивому и женственному. Луна делает человека нечувствительным к боли других. Согласно колдовским книгам, в день Марса и Луны в крови кротов и соках ядовитых трав скапливается железо.Подозрение в том, что Эржебет была лесбиянкой, происходит из того, что она чрезвычайно часто навещала одну из своих теток, тоже Батори, описания авантюр которой хватило на три тома, хранящихся в Венской библиотеке. Она не упускала ни единого подходящего случая — от придворных дам до служанок, в компании которых она не раз устраивала погромы в гостиницах. Все Батори демонстрировали вкус к чудовищному и неестественному проявлению своей похоти. Со времен саксонских братьев Гута и Келеда это стало их наследственной болезнью, как и эпилепсия, усугубляемая вырождением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147