Сначала это была единственная мысль, сверлившая ему мозг: «Джонатан жив, Джонатана пытают, быть может, прямо сейчас». И только когда миновал момент острой боли, к Берру начала возвращаться способность рассуждать, и он стал соображать, что хоть мало-мальски утешительного можно найти в сложившейся ситуации."Он жив, значит, Роуперу так угодно, иначе он разделался бы с Джонатаном сразу после того, как тот подписал последний клочок подсунутой ему бумаги: еще одно нераскрытое убийство на панамских дорогах, кому до этого дело?Он жив, а такой проходимец, как Роупер, не привозит человека, которого хочет убить, на свою прогулочную яхту. Он взял его туда, чтобы кое о чем расспросить, а если после этого он все-таки решит его убить, то сделает это на почтительном расстоянии от судна, заботясь о чистоте окружающей среды и щадя чувствительность своих гостей.Так что же хочет такого спросить у него Роупер, чего еще не знает?Возможно: в каких деталях Джонатан выдал план операции?Возможно: что конкретно сейчас грозит Роуперу – предъявление обвинения, срыв его грандиозного плана, скандал?Возможно: насколько я могу надеяться на защиту тех, кто меня поддерживает? Или они удалятся на цыпочках через заднюю дверь при первых же звуках сирены?Возможно: кто ты, черт тебя подери, такой: мало того что пролез в мой дом, но еще и украл у меня женщину?"Над машиной сомкнулись кроны деревьев, и Берру неожиданно вспомнилось, как Джонатан сидел в коттедже в Ланионе в ту ночь, когда они давали ему последние напутствия. Вот он подносит письмо Гудхью к лампе: «Я уверен, Леонард. Я, Джонатан. И к завтрашнему утру не передумаю. Как мне надо расписаться?»«Ты и так слишком много всего подписал, – угрюмо подумал Берр. – И я тебя к этому подталкивал».«Сознайся, – мысленно молил он Джонатана. – Выдай меня, выдай нас всех. Ведь мы все предали тебя, разве не так? Так сделай то же самое, спаси себя. Враг не там. Он здесь, среди нас. Так выдай же нас».Он находился в десяти милях от Ньюбери и сорока милях от Лондона, но его окружал настоящий английский сельский пейзаж. Он поднялся на холм и въехал в аллею голых берез. Поля вокруг были недавно распаханы. Он вдохнул запах силоса и вспомнил, как пил зимними вечерами чай в кухоньке своей матери в Йоркшире. «Мы порядочные люди, – подумал он, вспоминая Гудхью. – Порядочные англичане, достаточно ироничные по отношению к себе и имеющие представления о приличиях, люди с демократическим духом и добрым сердцем. Что же, черт побери, с нами случилось?»Разбитый навес на автобусной остановке напомнил ему жестяной сарай в Луизиане, где он встречался с Апостолом, заложенным Гарри Пэлфреем Даркеру, а Даркером – братишкам, а братишками – Бог знает кому. Стрельски бы прихватил пистолет, подумал он. Флинн бы пробирался первым, бережно, как спящего ребенка, неся в руках свой пистолет-пулемет. Мы были бы вооружены и чувствовали себя в безопасности.«Но оружие ничего не решает, – подумал он. – Оружие – блеф. Я сам блеф. Я – пустая, никем не санкционированная угроза. Но я – единственное, что могу сейчас предъявить сэру Энтони Джойстону Брэдшоу».Тут он подумал о Руке и Пэлфрее, сидящих молча в офисе Рука по обеим сторонам стола, с телефоном посредине и, кажется, впервые улыбнулся.Заметив указатель, он свернул с шоссе на неасфальтированную подъездную дорогу. При этом им овладело чувство, что он уже бывал здесь раньше. Однажды в одном из так называемых интеллектуальных журналов он прочитал, что, когда сознание встречается с предсознанием, возникает ощущение Deja vu Однажды пережитое (фр.).

. Разумеется, он не верил этой муре. Подобная чушь приводила его в ярость, и сейчас, при одной мысли об этом, он опять почти рассвирепел.Он остановил машину.Слишком уж зол, пусть бешенство немного уляжется. Господи Всемогущий, что со мной стало? Я мог бы задушить Пэлфрея. Он опустил стекло, откинул голову и стал вдыхать деревенский воздух. Потом прикрыл глаза и превратился на мгновение в Джонатана. Джонатана в агонии, с запрокинутой головой, не способного произнести ни слова. Распятого Джонатана, почти уже мертвого и любимого женщиной Роупера.Перед ним замаячили каменные ворота, однако нигде не было указателя «Ланион-Роуз». Берр остановил машину, взял телефон, набрал номер Джеффри Даркера в Ривер-Хауз и услышал «алло», произнесенное голосом Рука.– Проверка, – сказал Берр и набрал номер даркеровского дома в Челси. Снова услышал голос Рука, проворчал что-то и дал отбой. Потом позвонил на дачу Даркера с тем же результатом. Беззаконные санкции действовали.Берр въехал в ворота и попал в запущенный регулярный парк. Из-за сломанного ограждения на него бессмысленно уставился олень. Подъезд густо порос сорняками. На почерневшей табличке значилось: «Джойстон Брэдшоу и компания, Бирмингем». «Бирмингем», было зачеркнуто, а под ним нацарапано: «Обращайтесь» с указательной стрелкой. Берр миновал маленькое озерцо. За ним на фоне тревожного неба возник силуэт большого дома. Рядом теснились разрушенные оранжереи и брошенные конюшни. Некоторые из конюшен были когда-то офисами. Металлические лестницы вели к запертым на висячие замки дверям. В главном доме было освещено лишь крыльцо да пара окон нижнего этажа. Он выключил мотор и взял с пассажирского сиденья черный портфель Гудхью. Затем захлопнул дверцу машины и поднялся на крыльцо. Из каменной кладки торчала железная шишка. Он нажал на нее, затем потянул на себя, но она не шелохнулась. Тогда Берр схватил дверной молоток и постучал. Стук был заглушен лаем собак и хриплым мужским голосом, грубо приказавшим им замолчать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168